Зелёная Миля

– Только попробуйте кому-нибудь рассказать, вы все тут же окажетесь в очередях за хлебом, – злобно прошипел он. В других обстоятельствах я обязательно дал бы ему в морду, но сейчас мне стало его жалко. И, наверное, он увидел эту жалость, и ему стало ещё хуже – словно по открытой ране хлестнули крапивой.

– Что здесь происходит, здесь и остаётся, – тихо сказал Дин. – Можешь не беспокоиться.

Перси оглянулся через плечо на камеру Делакруа. Брут как раз закрывал дверь на замки, а изнутри ясно доносилось хихиканье Делакруа. Перси стал чернее тучи. Я хотел было сказать ему: в этой жизни что посеешь, то и пожнёшь, а потом решил, что для назиданий момент не самый подходящий.

– А его, – начал Перси, но не закончил. Вместо этого он, опустив голову, пошёл в кладовку искать сухие брюки.

– Он такой прелестный, – проговорил Уортон сонным голосом.

Харри велел ему заткнуть хлебальник, пока не попал в смирительную комнату просто из принципа. Уортон сложил руки на груди, закрыл глаза и притворился спящим.

9.

Ночь накануне казни Делакруа оказалась более жаркой и душной, чем когда-либо: тридцать три градуса по термометру на окне приёмной административного корпуса я видел, когда заступал на дежурство в шесть. Тридцать три – и это в конце октября, представляете, к тому же где-то на западе рокотал гром – ну совсем как в июле. В тот вечер я встретил в городе одного прихожанина из моего района, и он на полном серьёзе спросил меня, не означает ли такая не по сезону погода конца света. Я ответил с уверенностью отрицательно, но подумал, что конец света наступит для Делакруа. Так и есть.

Билл Додж стоял в дверях в прогулочный дворик, пил кофе и курил сигаретку. Он посмотрел на меня и сказал:

– Смотрите, кто идёт. Пол Эджкум, большой, как жизнь, и столь же неприглядный.

– Как дела, Билл?

– Нормально.

– Как Делакруа?

– Тоже в норме. Он вроде и понимает, что будет завтра, а вроде бы и не понимает. Знаешь, какими они становятся, когда конец действительно уже близок.

Я кивнул.

– А как Уортон?

Билл засмеялся:

– Этот клоун? Он и Джека Бенни заставит говорить, как квакера. Сказал Рольфу Веттермарку, что ел клубничное варенье из прелестей его жены.

– И что ответил Рольф?

– Что он не женат. Сказал, что Уортон, наверное, имел в виду свою мать.

Я расхохотался. Это действительно звучало смешно, хотя и не очень тонко. И так приятно смеяться и не чувствовать, что кто-то зажигает спички внизу живота. Билл тоже смеялся, потом выплеснул остатки кофе во двор, где почти никого не было, кроме нескольких долгожителей, большинство которых сидели здесь уже тысячу лет.

Где-то далеко гремела гроза, и на горизонте неясные молнии вспыхивали над головой в темнеющем небе. Билл посмотрел вверх с тревогой, перестав смеяться.

– Знаешь, – сказал он. – Не нравится мне эта погода. Словно что-то должно случиться. Что-то ужасное.

Насчёт этого он оказался прав. Ужасное произошло вскоре, где-то в четверть десятого той же ночью. Тогда Перси убил Мистера Джинглза.

10.

Поначалу казалось, что ночь пройдёт спокойно несмотря на жару: Джон Коффи вёл себя, как всегда, тихо, Буйный Билл притворялся Тихим Биллом, а настроение Делакруа можно было считать хорошим, учитывая, что свидание с Олд Спарки ему предстояло не раньше чем через сутки.

Он понимал, что с ним случится, по крайней мере в основном: на свой последний ужин он заказал соус чили и дал мне специальные указания для кухни.

– Скажи им, пусть положат в этот острый соус что-нибудь такое, что бы обжигало и прыгало в горле – зелёный чили, а не слабый. Он меня так забирает, что на следующий день я не могу сойти с унитаза. Но на сей раз, думаю, с этим проблем не будет, n'est-ce pas[3]?

Большинство приговорённых беспокоились о своей бессмертной душе с какой-то идиотической свирепостью, но Делакруа сразу же отмёл все мои вопросы о том, чего бы он хотел получить в последние часы для душевного комфорта. Если «этот парень» Шустёр подошёл для Большого Вождя Биттербака, рассуждал Дэл, то и для него сойдёт. Но больше всего он беспокоился – вы уже догадались о чём, я уверен, – что будет с Мистером Джинглзом после его, Делакруа, ухода. Я привык проводить долгие часы с приговорёнными в последнюю ночь перед казнью, но тогда впервые провёл это время в рассуждениях о судьбе мыши.