Зелёная Миля

Андерсон на секунду задумался, потом кивнул. Он повернулся к Перси с выражением отвращения на обычно приятном лице:

– Ты – поганец, и я терпеть тебя не могу. – Он кивнул в ответ на изумлённый взгляд Перси. – Если ты хоть кому-нибудь из своих трусливых друзей об этом расскажешь, я всё буду отрицать до тех пор, пока рак на горе свистнет, а эти ребята меня поддержат. У тебя будут неприятности, сынок.

Он повернулся и пошёл вверх по лестнице. Я дал ему подняться на четыре ступеньки, а потом окликнул:

– Кэртис!

Он молча повернулся, удивлённо подняв брови.

– Не беспокойся так сильно о Перси, – сказал я. – Он скоро перейдёт в Бриар Ридж. Больше зарплата и условия лучше. Правда, Перси?

– Как только подпишут перевод, – добавил Брут.

– А пока его не подпишут, он возьмёт больничный на все ночные смены, – вставил своё слово Дин.

И тут Перси очнулся: он ещё не проработал в тюрьме столько, чтобы заработать оплачиваемый больничный. Перси посмотрел на Дина с явной неприязнью.

– И не надейся, – процедил он.

6.

Мы вернулись в блок примерно в четверть второго (кроме Перси, которому было приказано вычистить помещение склада, и он с надутым видом взялся за работу), мне нужно было написать рапорт. Я решил сделать это за столом дежурного, боясь, что, сидя в своём удобном кресле в кабинете, просто засну. Вам это может показаться странным после всего, что произошло всего час назад, но я чувствовал, что прожил как минимум три жизни, начиная с одиннадцати вечера, и все эти жизни без сна.

Джон Коффи стоял у двери своей камеры, слёзы текли из его необычных нездешних глаз – словно кровь из какой-то незаживающей, но странно безболезненной раны. В камере, расположенной ближе к столу, на койке сидел Уортон, раскачиваясь из стороны в сторону, и распевал песенку, скорее всего собственного сочинения и не совсем лишённую смысла. Насколько я помню, звучала она примерно так:

Жа-ров-ня! Для тебя и для меня! Шкворчит и дымится – тра-ля-ля-ля! Это не Филли – старый Вонючка. Не Джеку и не Джолиан. Подлый убийца, мерзкая штучка. По прозвищу Делакруа!

– Заткнись, идиот, – бросил я.

Уортон оскалился, показав два ряда гнилых зубов. Он не умирал, по крайней мере ещё, он был жив, счастлив и весел, чуть ли не танцевал.

– Ну, заходи и заставь меня, а? – сказал он весело, а потом запел другой вариант своей песенки, составляя слова отнюдь не случайно. Что-то в этом было, какие-то зачатки отвратительной сообразительности, по-своему даже блестящей.

Я подошёл к Джону Коффи. Он вытер слёзы тыльной стороной ладони. Глаза его были красные и воспалённые, и мне показалось, что он тоже очень устал. Как это могло быть, ведь он слонялся по прогулочному дворику всего два часа в день, а остальное время сидел или лежал у себя в камере, я не знаю, но, без сомнения, видел, что он устал. Это было ясно.

– Бедный Дэл, – произнёс он тихим, хриплым голосом. – Бедный старина Дэл.

– Да, – ответил я. – Бедный старина Дэл. Джон, а с тобой всё в порядке?

– Для него уже всё позади, – продолжал Коффи. – Для Дэла всё уже позади, правда, босс?

– Да. Но ответь на мой вопрос, Джон. С тобой всё в порядке?

– Для Дэла уже всё прошло, везёт ему. Неважно, как это произошло, но ему везёт.

Я подумал, что Делакруа вряд ли согласился бы с этим, но ничего не сказал. Вместо этого я осмотрел камеру Коффи.

– А где Мистер Джинглз?

– Убежал туда. – Он указал сквозь решётку по коридору в сторону смирительной комнаты. Я кивнул.

– Он вернётся.

Но он не вернулся, дни Мистера Джинглза на Зелёной Миле закончились. Единственные следы его Брут обнаружил зимой: несколько ярко окрашенных деревянных щепочек и запах мятных леденцов, исходящий из дыры в балке.

Я уже собирался уйти, но не смог. Я смотрел на Джона Коффи, а он на меня, словно читая мои мысли. Я сказал себе, что надо двигаться, считать ночную смену оконченной, вернуться к столу дежурных и к своему рапорту. Вместо этого произнёс его имя.

– Джон Коффи.

– Да, босс, – тут же ответил он.

Иногда человека просто преследует мысль кое-что узнать, именно это происходило во мне. Я опустился на одно колено и стал снимать башмак.

7.

Когда я добрался домой, дождь уже перестал и над горами взошёл тонкий серп луны. Моя сонливость словно исчезла вместе с тучами. Мне совсем не хотелось спать, и я чувствовал, как от меня исходит запах Делакруа. Я подумал, что ещё долго моя кожа будет пахнуть палёным – «Жа-ров-ня! Для тебя и для меня, шкворчит и дымится – тра-ля-ля-ля!»