Земледелие

Композиция катоновского «Земледелия» подвергалась критике с давних пор. Геснер в предисловии к своему изданию латинских сельскохозяйственных писателей[541] прямо заявил, что «книга в том виде, в каком она имеется сейчас, не принадлежит Катону». Голос Клотца,[542] доказывавшего путем сравнения катоновского текста с цитатами из него у Варрона и Плиния, что в конце республики и в первом веке империи читали того же самого Катона, которого читаем и мы, прозвучал без особой убедительности. Требовалось доказать не столько подлинность катоновского текста, сколько подлинность композиции всей книги, а это доказать отдельными цитатами было невозможно. Кроме того, за период от Катона до Варрона, а тем более до Плиния, в тексте мог произойти ряд изменений: его могли и перепутать, и дополнить, и изменить. Считалось, что так беспорядочно Катон писать не мог; немецкие филологи, со школьной скамьи воспитанные в почтении к старому цензору, придумали виновников порчи: книга Катона, конечно, подверглась ряду изменений и переработок, - над ней потрудились какие-то грамматики, отредактировавшие ее и своей редакцией приведшие в то беспорядочное состояние, в котором сейчас книга имеется. Во второй половине прошлого столетия мнение это было общепринятым: ходовые истории римской литературы провозгласили его, так сказать, официально. Специальная работа Вейзе[543] о Катоне, появившаяся в 1887 г., принимала наличие двух редакций, согласные усилия которых и придали книге ее теперешний вид. Вейзе не удержался от соблазна представить «Земледелие» в той форме, в которой оно, по его мнению, должно было быть, и вывести на свет «подлинного» Катона, которого, как спящую красавицу, держали за семью замками злые чары лукавых редакторов. Деятельность этих таинственных существ, так своеобразно понимавших свои редакторские обязанности, показалась, наконец, несколько странной, и столь удивительное редактирование признано было никогда не существовавшим. В 1896 г. Гаулер[544] объявил книгу Катона подлинной - именно в том виде, в каком она дошла до нас, а ее беспорядок объяснил тем, что перед нами не систематически задуманный трактат, а записная книжка сельского хозяина, куда он заносил все, что интересовало его, не заботясь о порядке и не имея никакого заранее начертанного плана. Мысль Гаулера была хороша уже тем, что, казалось, она зачеркивала попытки восстановления «подлинного» Катона. К сожалению, она далеко не доказательна: самое беглое чтение катоновского «Земледелия» убеждает нас в наличии общего замысла и в стремлении - хотя бы в некоторых частях книги - к систематическому его распределению. «Земледелие» ясно распадается на четыре части: на «Введение» (гл. 1 - 9), «Технический отдел» (гл. 10 - 22), «Календарный» (разбитый на три отдела: «Осень», «Зима» и «Весна») (гл. 23 - 53) и на последнюю - заключительную, которую обычно называют «Домоводством» (гл. 54 - 162), хотя это название далеко не исчерпывает всего содержания этой части. На это деление по темам указал в 1926 г. в своей «Истории латинской литературы» Каппельмахер, а три года спустя вышла работа о Катоне ученика Гаулера - Иосифа Герле,[545] побившая рекорд в деле создания той книги, которую, с точки зрения западного ученого, должен был написать Катон. Герле вспомнил старых редакторов, но поручил их работу самому Катону: заставил его написать несколько отдельных книжечек, отредактировать и дополнить их по крайней мере дважды; призвав на помощь благодетельный случай, перепутавший листки с разными редакциями, и тупоумного переписчика, благоговейно сохранившего все, написанное рукой хозяина, Герле искромсал и перекроил «Земледелие» так, что под его рукой оно превратилось в нечто, совершенно не похожее на то, что дает рукописная традиция.

Работа Герле встречена была немецкой критикой не без робких возражений, правда, но в общем восторженно. С этого времени ученые разделились между Гаулером и его учеником, книга которого, насколько мне известно, остается последним словом немецкой буржуазной науки о Катоне.

Надо признать, что наука эта потерпела в данном случае полный крах. Указанные ученые не пожелали присмотреться к катоновой манере письма и объяснить план книги, исходя из тех задач, которые старый цензор ставил себе, и тех навыков изложения, которые были ему присущи. Они предпочли более быстрый и решительный путь - путь насилия над текстом и его автором: на этом пути можно создавать разные, иногда, может быть, и очень соблазнительные гипотезы, но понять писателя, идя по этому пути, конечно, невозможно.