Земледельцы

И еще одна черта проявилась в нем, истоки которой, без сомнения, в его крестьянском происхождении — хозяйственная хватка. Те же командиры в Отечественную удивлялись — в отряде Орловского обязательно баня, хомуты для лошадей починены, между землянками в снегу аккуратные дорожки… Вспомним: направленный в разведку в Клецк под видом спекулянта, Орловский таки наторговал восемь возов «добра». Вспомним: выйдя в 21-м навстречу Красной Армии, он вышел не просто так, не налегке, а с огромным обозом фуража и хлеба. Вспомним: в бою под Зарижьем в том же 21-м, отбив у белых большой обоз, Орловский продолжал бой до тех пор, пока все «добро» из обоза не было роздано месаному населению…

Орловский-солдат, Орловский-чекист, Орловский-партизан, Орловский-разведчик… И Орловский — председатель колхоза… Как все связано в его жизни, как цельно, как крепко…

5. СЕКРЕТЫ БЕЗ ВСЯКИХ СЕКРЕТОВ

Теперь, когда распоряжения были отданы и необходимые службы пришли в движение, Орловский сразу вдруг успокоился. К машине он вышел с бухгалтером, который докладывал о вчерашних поступлениях в колхозную кассу.

— С капустой не продешеви, — сказал Орловский. — Всю не возьмут, сами будем квасить. Прикинь, во что обойдутся чаны.

Тронул за рукав парторга:

— Сколько сегодня экскурсий? Три?

— Четыре, Кирилл Ирокопыч. Еще школьники из Бельцов.

— Крымчанам пилораму покажите… Школьников на пасеке побалуйте…

Едут, едут экскурсии в Мышковичи. В год до ста двадцати экскурсий. Может, меньше бы ездили, рассердись председатель хоть однажды. А он — наоборот. Любил Орловский, что к нему ездят.

Председателей сам по колхозу водил. Любил читать в глазах восхищение. Но вдруг подхватится, подмигнет озорно:

— Перекормил сладким, да? Поедем, покажу, как свекла гниет. Поедем, покажу нашу бесхозяйственность…

Помнится, с рязанским колхозным председателем Селивановым возвращались мы от Орловского в Москву. Я как раз собирался писать о «секретах Орловского», поэтому аккуратно перенес из блокнота Селиванова в свой блокнот вот эти строки:

«Почему

приказы Орловского люди выполняют бегом?

в колхозе нет ни одного сторожа? Как добились?

у Орловского хватает времени читать книги и ходить с женой в кино?»

Я спросил Селиванова: «Ну, так почему? Вы же были в колхозе, ходили, смотрели».

— Не знаю, — ответил Селиванов. — С виду в колхозе все обычно. То есть в обычном все необычное.

И все-таки, почему?

Много написано о колхозе «Рассвет». Без преувеличения, сотни статей и брошюрок. «Как мы укрепляем кормовую базу», «Животноводство — отрасль доходная», «Таким может стать каждый колхоз»…

Вот с последним можно смело поспорить. То есть, конечно, каждый колхоз может добиться таких урожаев, надоев, привесов. Но путь к этим урожаям, надоям, привесам неповторим в каждом колхозе. То есть опять же могут совпасть рационы кормления или нормы внесения удобрений на поля. Однако хороший урожай и отличные привесы есть результат огромного числа причин и следствий, иногда внешне вроде бы и не связанных друг с другом. В конечном счете все упирается во взаимоотношения людей в процессе производства, в микроклимат коллектива. А он неповторим, как неповторимы условия, в которых работают люди, как неповторимы их характеры, как неповторимы в деталях принципы и методы руководства колхозом.

Почему распоряжения Орловского люди выполняли бегом? Ну, не бегом, однако же с большим желанием, большой энергией? Говорили, например, что это идет от властной натуры Орловского — военного, для которого, дескать, колхоз — это полк, колхозные бригады — роты… Кусочек истины в этом есть: Орловский любил четкость организации, вынесенную из прошлой военной жизни. Ведь до колхоза иной жизни у него и не было.

Однако будь ты генералом-разгенералом, а колхозника, для которого один генерал — земля, просто зычным голосом «во фронт» не поставишь. Да и не росли еще на этом свете урожаи по приказу. И не вырастут. Истоки дисциплины, которой славился «Рассвет», не во властности Орловского, а в его полном, безоговорочном слиянии со своими людьми, которых он повел в последний свой бой за колхозное изобилие. За их и свое, Орловского, счастье. Вот именно — в бой. Людей, земляков, белорусов, которым столько выпало в жизни. Он растворился в их бедах и радостях, принял на себя их беды и радости, он стал их частицей, плоть от плоти. Тут не слукавишь, не притворишься. Тут или все, или ничего.

Думаете, аплодисментами встретили нищие, грязные, оборванные, разоренные Мышковичи подполковника в отставке Орловского, когда в сорок четвертом, безрукий, израненный, полуглухой, однако же со Звездой Героя, явился он из небытия в село:

— Будем строить новые Мышковичи.

Строить? Из чего? Дети вон пухнут с голоду… Шептались по землянкам: «Ему — чего? Приехал и уехал. Квартира в Москве. Пенсия какая!»

А он, полуослепший от ярости, что не верят люди, перешептываются, повел вдруг земляков… на кладбище. Отыскал отцовскую могилу: