Земледельцы

Вот и теперь, сегодня, погожим осенним днем, когда уже холодно голове без шапки, но еще и нет особенной причины шапку надевать, когда замозжило в культе и заложило, словно ватой, уши, Орловский принял решение спасти от непогоды 300 гектаров картофеля, бросив на поле все наличные силы. И пока ездил на свиноферму, где готовились к сдаче мясного поголовья, пока заглянул в кузницу, где колхозный кудесник Тимофей Цед в снопах искр тюкал молотом по раскаленному брусу, пока осматривал новое овощехранилище, куда поступит сегодняшний картофель, — одновременно успевал глазом отмечать признаки начавшегося большого картофельного наступления. Пыльные шлейфы на дороге от Бортников показали, что из третьей и четвертой бригад уже пошли машины с людьми. Юркие «Беларуси» тянули на бугор, за которым раскинулись картофельные поля, по две-три тракторные тележки…

Через два часа, прибыв на поле, он уже застал эстраду в полном разгаре. Вгрызались в землю картофелекопатели, перетряхивая картофельные кусты, отряхивая с них клубни, а с клубней куски налипшей земли. И пестрело поле сотнями косынок, кепок…

Люди, собранные будто по тревоге, еще ворчали — Орловский видел это по тому, как тяжело, натруженно, еще не совсем втянувшись в работ-у, они перекидывали мешки через борт тележек. Да и то — чего это вдруг такая спешка, какая это муха укусила председателя? Но одновременно само его появление на попе в какой-то мере объясняло необходимость этой спешки. Не будет «дед» просто так, за здорово живешь авралить. Значит, есть у него на это свои веские причины. Значит, и в самом деле идет непогода.

Орловский перешагивал через картофельные рядки, подхватывая клубень, тер его, радуясь величине буль-бочки, ее чистоте, которая только и возможна, когда убираешь вот в такую погоду.

— К вечеру кончим, — сказал бригадир-два, подбрасывая широченной ладонью клубень этак с детскую голову.

— Надо кончить, — сказал Орловский.

— Голову вытащим, а ну как хвост увязнет? — буркнул работавший неподалеку колхозник, намекая на то, что, дескать, другие работы в колхозе стоят.

— Главное, вытащить то, чем думают, — ответил Орловский, который, кто не знает этого, за словом в карман никогда не лазил.

Да, хороша уродилась картошечка! Длиннющие ленты картофельных рядков бежали на бугор, переваливаясь через него. А ведь сколько пришлось поломать копий, чтобы отстоять вот такой рядковый посев, пойти против почти единодушного тогда мнения, что будущее за посадками квадратно-гнездовыми. Снова Орловский не дал согласия на проведение эксперимента, который, казалось бы, где еще проводить, как не на землях самого лучшего в Белоруссии колхоза. Да, рассуждал Орловский, квадратно-гнездовой посев в других колхозах, на других землях дает прибавку урожая. Но ведь еще нигде такие посадки на больших, очень больших площадях не превзошли по средней урожайности рядковые посадки в «Рассвете». А дополнительные затраты на и без того трудоемкую культуру налицо. Зачем же искать добра от добра? Покупателю в магазине разве не все равно, как выращена картошка? Была б она картошкой — вот такой, как эта…

Словом, нельзя считать колхоз «Рассвет» в пору руководства им Орловского в полной мере полигоном для испытания новых методов хозяйствования. И не знаем уже, хорошо это или плохо, но Орловский, выросший в нужде, Орловский, сын крестьянина, Орловский, насмотревшийся на голод, который в гражданскую, а потом в Отечественную войну выкашивал, бывало, подчистую хутора и деревни, Орловский, знающий сладость куска хлеба, — этот Орловский прежде всего смотрел на себя, на свой колхоз, на своих людей как на добытчиков мяса, сала, масла, овощей. Больше, больше, больше! Больше уже сегодня, сейчас, немедленно, а не завтра, когда оправдаются еще требующие доводки научные рекомендации.

Это проистекало в нем от конкретного, живого соучастия в жизни людей. Накормить человека! Для Орловского это было его болью, как воспоминание голодных судорог в желудке, было физически ощутимо, как картина послевоенных Мышковичей, когда орали по дворам голодные ребятишки. Конечно, не хлебом единым жив человек. Конечно, Орловский понимал роль духовного. Но он, безусловно, был из породы тех «железных» председателей, для которых при всей неуклюжести этого сравнения не существовало вопроса, что в первую очередь, коль уж нет выбора, дать голодному ребенку: кусок хлеба или букварь…

(Кстати, когда Орловский на правлении поставил вопрос о строительстве новой школы, а бухгалтер развел руками, показывая, на какие, мол, шиши, Орловский все свои личные сбережения, сложившиеся из его пенсии, идущей на сберкнижку, вложил в строительство школы.)

…Бегут вдаль картофельные рядки. Ветер раздувает пустой рукав председательского пиджака. Плывут по осеннему небу облака.

6. ГРЕНАДА, ГРЕНАДА!

Ах, какое над Испанией небо! Ах, какие над Испанией звезды! Неумолчный стрекот цикад. Ветер с Андалузских гор настоян на запахах тубероз и акаций. Словом, совсем как у Пушкина: «Ночной эфир струит зефир, бежит, течет Гвадалквивир…»