Земледельцы

Учебой… Ведь за плечами Орловского было всего три класса церковноприходской школы и курсы красных командиров. В мае 1925-го он становится студентом Коммунистического университета народов Запада в Москве. Это уже серьезная, очень серьезная учеба. И надо ли говорить, что Орловский взял от нее все. Здесь, в комвузе, сердце закоренелого холостяка Орловского впервые дало слабину: в него прочно вошла кареглазая однокурсница Наташа Бузюк. Орловский стал счастливым семьянином, родились двое детей…

Окончание комвуза совпало с бурным временем коллективизации. Где Орловский проводит свой послеучебный отпуск? Конечно, в Мышковичах. Отпуск? Деревня бурлит, захваченная великим половодьем коллективизации. Уже прозвучали первые выстрелы из обрезов, и уже свели на колхозный двор мышковичские бедняки кто худобую свою коровенку, кто спотыкливую конягу. К тем, кто еще не свел, кто маялся во вполне понятной неопределенности, и отправился первым делом прибывший в Мышковичи красный командир Орловский. Ночами с тем же парабеллумом № 985 охранял колхозные амбары. Помогал, как грамотный, составлять инвентарные описи.

Тогда-то и подступили к нему мышковичские мужики с земной просьбой остаться здесь председателем. Но еще не пришел его срок, еще ждали Орловского дороги военные, битвы лютые…

Объяснил землякам, почему не может. Что уже завтра должен выехать в Москву за назначением. И предложил в память о людях, завоевавших для белорусского крестьянина эту новую жизнь, назвать колхоз «Красным партизаном».

Думал ли, ведал ли, что еще вернется сюда председателем? Что председателем здесь и умрет?..

В Москве решили, что рано чекисту Орловскому складывать с себя звание партизана. В 1932 году вместе с другими партизанскими командирами он был снова направлен в Белоруссию для формирования партизанских отрядов на случай войны. Не лишней была такая предусмотрительность. Кто хочет мира, тот должен всегда держать порох сухим.

Снова вместе старые партизанские командиры — Орловский, Рабцевич, Корж, Ваупшасов… Любимая, по непривычная работа — организация отрядов в своем собственном тылу. Орловский стал командиром бобруйского отряда. Вместе с отрядом выехал под Москву, где прошли секретные учения-маневры вновь созданных специальных соединений. Маневры инспектировали К. Е. Ворошилов и С. М. Буденный. За отличное выполнение этого особого поручения Орловский был награжден орденом Красного Знамени.

А потом снова служба в органах госбезопасности. До тех пор, пока в далекой Испании не раздался клич к фашистскому мятежу…

…Одиннадцатый день отряд в пути. Днем жарко, ночью холодно. Да, тяжелы рюкзаки, набитые взрывчаткой. И еще три ящика приходится нести с собой — тоже со взрывчаткой. И еще магнето — машинка для подрыва зарядов. И мотки проволоки. И тяжелые карабины. И продовольствие.

Все на себе…

Горы, горы… Голые, каменистые. Непрерывные переправы через горные речки. Переправы по шатким мосткам через пропасти. Ночевки в пастушьих хижинах.

Честно говоря, бойцы его отряда не совсем понимают, зачем так утруждать себя, зачем нести на себе эти тяжелые, пахнущие мылом бруски. Не понимают, почему Стрик тщательно избегает встреч с чернорубашечниками, даже если их меньше числом. Одиннадцатый день в пути — и ни одной диверсии, ни одного выстрела. Да и что взрывать в этих горах? Не лучше ли бросить эту тяжелую взрывчатку и начать «охоту на лис», то есть на отдельных солдат?

Стрик вел отряд к железной дороге Севилья — Бадахос. Здесь, в глубоком тылу, фалангисты меньше всего ожидают диверсий. Здесь он, Стрик, покажет своим бойцам, что такое партизан-гелирьерос, знающий взрывное дело.

И показал. Всего-навсего один-единственный «ящик с мылом»…

Заложил его Стрик прямо между шпалами. Приладил провод, отвел его на высокую скалу с удобным для отхода скатом. Когда показался первый эшелон, самый нетерпеливый из бойцов отряда, юный Хосе Кортес, схватил Стрика за локоть.

— Что ты, Хосе, — сказал Стрик. — На этот порожняк тратить драгоценный заряд?

Пропустили и второй эшелон, и третий. Зато когда показался следующий — тяжело громыхающий в натужном паровозном сипении, — глаза у Стрика загорелись.

— Этот наш. Этот с оружием.

Заряд рванул точно под паровозом. Ах, как чудесно для сердца партизана, когда медленно, словно в замедленной съемке, летел паровоз в пропасть, увлекая за собой состав! Сколько прошло времени? Три секунды? Три минуты? И нет целого эшелона с оружием!

Совсем немного нарушил Стрик незыблемое партизанское правило. То есть чуть дольше положенного позволил бойцам полюбоваться дел-ом рук своих. Так сказать, в целях педагогических. А затем — отход. И утомительный марш — как можно дальше от места диверсии. Но теперь уже не надо было понукать бойцов, и куда как легче стали казаться им ящики «с мылом»…

Три дня отсиживался отряд в глухом каменистом ущелье. Затем вышел к другой железной дороге: Севилья — Касадья. И еще один эшелон полетел в пропасть. Опять отсидка, на этот раз недельная, — и взрыв железнодорожного моста…