В это время мне сказали, что из кишлака ночью исчезли некоторые «активисты». Я понял, что это значит. Мы начали срочно собирать оружие и организовали отряд самообороны, Эта предосторожность оказалась неизлишней. Ночью нагрянули басмачи; мы ждали их в засадах на дорогах, ведущих в Сомгар. Бандиты не ожидали такого дружного отпора, бежали, бросив убитых и раненых.
Спустя несколько дней я распространил заем и, попрощавшись с новыми друзьями, отправился в Ходжент.
В город я приехал ночью. Куда сдать деньги? Банк закрыт.
Тогда я пошел к дому секретаря горкома — того самого, который сказал, что я пропью деньги.
Ворота были заперты. Я постучал. Какая-то женщина, не открывая засова, спросила:
— Кто там?
Я назвал себя.
Она не ответила, и я услышал удаляющиеся шаги. Я снова постучал. На этот раз настойчивей.
Женщина вернулась и сказала, что мужа нет дома. Но я знал, что он дома. Перелез через забор и оказался во дворе.
На открытой веранде сидели несколько человек. Секретарь горкома увидел меня и растерялся.
— Извините, — сказал я.
Секретарь горкома наконец пришел в себя.
— Что вы, Саидходжа, — сказал он. — Мы очень рады. — Стал приглашать меня к столу.
— Вот деньги, — ответил я. — Пишите расписку и получайте.
Я бросил ему платок, в который были завернуты деньги.
Секретарю ничего другого не оставалось, как пересчитать деньги и написать расписку.
— Теперь я прошу вас открыть дверь, — сказал я, — чтобы мне снова не пришлось лезть через забор.
Страшно довольный собой, я возвратился домой.
— Потом меня назначили заместителем директора хлопкоочистительного завода, — сказал Саидходжа, — было это, совершенно точно, в одна тысяча девятьсот тридцатом году. Работа мне не нравилась. Все время сидеть в кабинете. Да кто это выдержит?
Весной началась коллективизация. Я участвовал почти во всех организационных собраниях в колхозах Ходжентского района. Во многих колхозах меня избрали членом правления.
В октябре меня послали в кишлак Котма, где свирепствовали враждебные элементы, где попытки организовать колхоз оканчивались безуспешно.
Я провел собрание, держа в кармане наган — другого выхода не было.
Стрелять в меня на собрании не решились. Но едва я вышел на улицу, как раздался выстрел.
Даже не припомню уже, сколько раз меня пытались убить.
Новому колхозу присвоили имя Буденного. До тех пор я только слышал о Семене Михайловиче, а тут где-то достал портрет.
Очень мне понравился сам Буденный и его усы. С тех пор я тоже стал отращивать усы.
Тысяча девятьсот тридцать первый год, — сказал Саидходжа, — был для нас одним из самых тяжелых. На юге республики свирепствовали банды Ибрагим-бе-ка. Энвер-паша пытался объединить все басмаческие банды. Партия мобилизовала коммунистов на борьбу с врагом. Так я снова взял в руки винтовку.
Глава третья
ДРОЖЖИ
«Дрожжи нужны», — подумал Саидходжа и вслух повторил:
— Дрожжи нужны!
Завхоз и бригадиры, сопровождавшие председателя, не поверили своим ушам. Бригадир спросил:
— Вы сказали — дрожжи?
— Да, дрожжи! Чтобы испечь хлеб, нужны дрожжи. Если дома нет дрожжей, надо идти к соседям.
На заседании правления тоже шел разговор о дрожжах. Это было на второй день после общего собрания, на котором Саидходжа Урунходжаев был избран председателем колхоза в кишлаке Газиян.
Амбары были пусты, как и колхозная касса. Время было голодное. Год 1932-й, коллективизация завершилась успешно, но это совсем не значило, что колхоз сразу разбогател. Когда у одного человека нет хлеба и денег, это терпит его семья, а когда у колхоза нет денег и хлеба, никто терпеть не хочет.
В поисках хлеба люди разбредались кто куда. Числились колхозниками, а работали то в промартелях, то в Ходженте грузчиками.
Словом, колхоз был, правление было, председатель был, а людей, чтобы работать на полях, не было. А время шло, и Саидходжа понимал, что если не начать работу на полях и в садах сейчас, то осенью амбары опять будут пустыми. Где достать деньги, как вернуть людей, об этом говорили и думали активисты колхоза, но ничего придумать не могли: денег взять было негде. Одолжить? Но ссуды давно были потрачены.
Наконец Саидходже пришла в голову одна мысль…
В Ходженте процветала артель «Тоджикистони Сурх». Промартель. Самая богатая в городе. Председателем был старый приятель Саидходжи Захид Аминов, или, как его еще называли, Захид-Ворона.
Раньше бичом полей были вороны. Веспой, как только появлялись всходы, птицы отправлялись на поля и выклевывали семена. С давних пор родители Аминова и он сам служили у баев, охраняли землю от прожорливых птиц. Так весь род Аминовых стал называться Вороньим. Теперь Захид-Ворона был уважаемым человеком, но прозвище за ним так и осталось.