Земледельцы

Усманов внимательно выслушал меня. Оказывается, и он слышал, что появилась банда, которая называет себя партийной, а своих людей — коммунистами. В тот же день мы сформировали добровольческий отряд из надежных людей. Затем мы окружили два дома, где в ту ночь укрывались бандиты, и обезоружили их. Судили их открытым судом. В приговоре добавили и за провокационные слухи.

В кижлаке стало относительно тихо, поэтому я смог наконец жениться…

Я думал, что следующий год будет спокойным. Но я ошибся — в окрестностях Ходжента появились басмачи. Нескольких коммунистов нашли зарезанными.

Хайдар Усманов возглавил добровольческий отряд. Я вступил в этот отряд и, бывало, по нескольку дней почти не слезал с седла. Воевать в горах трудно, особенно с противником, который каждую тропинку знает не хуже тебя. Погубила басмачей не только сила оружия, каждый кишлак поднимался против общего врага. Дехкане уходили туда, где был добровольческий отряд, увозили фураж, скот, продовольствие.

— Было это совершенно точно в одна тысяча девятьсот двадцать девятом, незабываемом для меня году…

Наконец меня приняли кандидатом в члены партии. Теперь я уже не перед отцом, не сам перед собой, а перед всей партией за каждый свой должен отвечать поступок, за каждый свой шаг.

Вскоре я узнал, что меня посылают в кишлак Сомгар. В Сомгаре баи скрывали от Советской власти зерно. До меня в Сомгаре было несколько комиссий, но они возвращались ни с чем.

Кроме того, мне поручалось распространить облигации Государственного займа и собрать деньги.

На совещании секретарь горкома Карамян сказал резко:

— Я еще раз говорю вам, товарищи, что его нельзя посылать в Сомгар, — он показал на меня. — Допустим, он выполнит задание и соберет деньги. Но ведь он их пропьет! Кто тогда будет отвечать? А за распространение займа несу ответственность я.

Мне было обидно слышать такие слова, но я промолчал. После короткой дискуссии меня все-таки решили послать.

На следующий день я взял из дому целый хурджун лепешек, сел на осла и отправился в Сомгар.

Километров двадцать пять дорога шла степью. Усталый и взмокший, добрался я к исходу дня в Сомгар. Привязал осла к дереву и пошел в чайхану.

Кроме чайханщика, там никого не было. Он вопросительно посмотрел на меня.

Я попросил чайник чая.

— Чая нет, — сухо ответил чайханщик, — есть только кипяток.

— Ну, давай кипяток.

Чайханщик молча принес кипяток.

По правде говоря, я не знал, как взяться за порученное дело. В Сомгаре жил мой знакомый, но я не знал его фамилии.

Пока я раздумывал, в чайхану вошел тощий дехканин в рваной одежде. Он был босиком. Губы у него дрожали.

— Ради бога, дай мне одну лепешку, — стал он умолять чайханщика. — Мой сын болен.

Чайханщик хмуро ответил:

— Разве ты не знаешь, что лепешки в сундуке, а ключ от него на небе?.. Спроси лепешки у своего бывшего хозяина. Только он может тебе помочь.

— Я у него был. Не дал. Проси, говорит, у Советской власти, это же ваша власть, пусть она вас и кормит.

Я внимательно прислушался к разговору и наконец пригласил дехканина к своему скромному дастархану, протянул пиалу с кипятком.

— Советская власть найдет хлеб и даст, кому нужно, — сказал я. — Но и своих врагов она покарает жестоко.

Я открыл свой хурджун и протянул дехканину две лепешки:

— Отнесите домой, а сами возвращайтесь сюда.

Весть о моем поступке мгновенно распространилась в кишлаке. В чайхану повалили голодные люди. В одно мгновение в моем хурджуне не осталось ни крошки.

Развязались языки. Я сразу узнал о всех кишлачных делах.

Вечером в сельсовете я собрал актив, показал свое удостоверение, где было записано мое задание.

Активисты предложили обсудить план действий, а после этого пригласили меня ужинать.

Едва я вошел во двор, как запахи шашлыка и плова ударили в нос. Я сел за дастархан и удивился: чего здесь только не было: белые сдобные лепешки, шашлык, манту, вино. Начался пир.

Откуда ни возьмись появилась молодая красивая женщина с дутаром. Ее посадили рядом со мной. Она спела две-три песни, а потом вышла танцевать.

— Пейте, — шептали мне слева и справа. — Ну что же вы? — и подкладывали мне самые вкусные кусочки.

Во мне закипела злость: мы тут обжираемся, а бедные люди чуть не умирают с голоду… Наверное, те инспектора, что приезжали сюда до меня, тоже попались на удочку.

Мне хотелось вспылить, но тогда бы я провалил дело. Вспомнились слова секретаря горкома: «Все пропьет». И еще вспомнилось: «Действовать надо умом, хитростью».

Пир был в разгаре, когда я, выйдя из кибитки, решил больше туда не возвращаться. Мне повезло. Я встретил знакомого и пошел к нему.

Разумеется, для организаторов попойки мой внезапный уход был ударом. О том, что я нарушил закон гостеприимства, узнал весь кишлак. Наутро в сельсовет повалил народ. Вскоре я уже знал, где баи прячут хлеб, кто из их «актива» связан с басмачами. Я познакомился с людьми, на которых можно было опереться. В течение нескольких дней удалось разоблачить трех богатеев, у них отобрали спрятанный хлеб и раздали его беднякам.