Из дверей блока появляется мальчишка-вестовой, как его, Бланкенштайн, спешит куда-то с запиской. Поставить ему подножку и вырвать записку, прочитать? Нет, это хлопотно. И потом — это простая записка, а не запечатанный конверт. Значит, ничего серьезного, какая-нибудь ерунда. Такая же ерунда, как и убитый майор там внизу.
Вайдеман прислоняется затылком к дверце авто и принимается пускать дымовые кольца. Майор Райхарт убит у себя в кабинете. Вайдеман хорошо знает этот кабинет, бывал в нем не раз. Тесная клетушка, три на три метра, только стол да шкаф с документами и помещаются. Зато одна стена целиком — модули, от пола и до потолка, начальственная роскошь. Все цвета, от белого до фиолетового, как грандиозная мозаика. Есть даже линейка буквенно-цифрового вывода — экспериментальная разработка, прислана из Берлина для опробования, и кому же она досталась? Ну, не отделу же геодезии, где она пришлась бы как нельзя более к месту! Нет, ее вмонтировали господину начальнику Райхарту, а настоящие специалисты вынуждены были облизаться и сказать себе — зелен виноград! Теперь майор Райхарт лежит на полу своего кабинета, лицо у майора багровое, глаза у него выпучены и никакая линейка буквенно-цифрового вывода ему уже не нужна. И никому его нисколько не жалко, а меньше всех — Андреасу Вайдеману.
Восемью метрами ниже майор Райхарт, мертвый, валяется сломанной куклой — невидящие глаза уставились в низкий потолок, скрюченные пальцы вцепились в разорванный ворот мундира, синий язык вылез изо рта — ужасное зрелище. На груди майора змеей свернулся оборванный шланг фонендоскопа. В комнате находятся полковник Мюллер и капитан Кольбекер, на лицо майора они стараются не смотреть. Еще несколько офицеров топчутся в коридоре, места в помещении для них уже не осталось. Полковник и капитан разговаривают вполголоса, словно из уважения к покойному.
— Собрать и просмотреть все его бумаги, все описать. Непременно, приедет кто-нибудь из Берлина, явно захочет приобщить. Сделайте для нас копии. Потом — его распорядок, что он делал, по минутам, с кем встречался. Опросите всю смену, только осторожно. До тех пор — никого на поверхность не выпускать. Организуйте питание, какие-нибудь бутерброды, сами знаете. Понятно? Что еще?
— Пуговица.
— Да, пуговица, — полковник берет со стола улику, вертит ее пальцами. — Я так понимаю, она, все же, просто валялась на полу рядом с телом? Не была зажата в кулаке, нет? Уже хорошо. Почему же вы решили, что пуговица имеет отношение к делу? Она могла здесь уже неделю лежать.
— Не могла, господин полковник. Во-первых, здесь регулярно метут. Во-вторых, посмотрите вот это.
Капитан берет со стола покойного майора какой-то исписанный листок и подает его полковнику. Тот со вздохом лезет в карман мундира и достает пенсне, обмотанное шелковым шнурком, читает написанное, хмыкает.
— И что это?
— Запрос на поиск по всеобщей картотеке. Очевидно, господин майор составил этот запрос и даже успел сам произвести ввод, но результата он, как мне кажется, уже не дождался. Видите, здесь, на стене, сигнализатор готовности активирован, но так и не сброшен. Поиск произведен, закончен, но отчет не выведен.
Капитану явно нравится читать своему начальнику лекцию по компонистике. Полковник начинает раздражаться. Ему хочется поскорее уйти — подальше от покойника, на поверхность, на воздух.
— При чем тут запрос? Придерживайтесь сути, Аксель.
— Как видно из синтаксиса, господин полковник, поиск был задан по словам «пуговица, латунь, мундир, север», то есть, имеется в виду как раз эта пуговица.
Полковник внимательнее приглядывается — действительно, на улике выпукло проступает слово NORD — север. Латунь очень окислена, не сразу и заметишь, что вообще что-либо написано. Проволочное ушко пуговицы погнуто, так бывает, если наступают сапогом. Полковник отдает пуговицу капитану Кольбекеру, тот прячет ее в нагрудный карман.
— Что же означает этот NORD и почему это так важно?
— Давайте это узнаем, господин полковник! Прикажете вывести результат поиска?
Для него это просто очередное развлечение, думает полковник. Смерть майора Райхарта для него — удачный повод провести интересный расчет.
— Ну, что ж…
Кольбекер растопыренными пальцами левой руки зажимает на полоске зеленых модулей несколько крохотных отверстий, правой ладонью дважды хлопает по соседней, кофейного цвета группе кубиков, видимо, подавая некий, понятный только Господину Графу сигнал. Полковник Мюллер морщится. Для него работа на расчетной машине была и остается разновидностью современного шаманства, непонятной и не могущей быть понятой, несмотря на то, что он руководит этим домом для умалишенных уже несколько лет.