Землемер

Надо выпить чего-нибудь, коньяку или чего покрепче, — думает полковник, с кряхтением взбираясь по каменным ступеням к выходу из подземелья, к контрольному посту «Берта». — Есть что-то крепче коньяка? Свекольный самогон, например. Или ром. Точно, надо спросить у Франки ром, в буфете должен быть. Ах, черт, Франка… Какая теперь Франка! Ром в буфетной, может, и есть… только вот где, ко всем чертям, сама Франка?..

А Франка наводит порядок и уют в классной комнате — парты выровнены по желтой линии, что прочерчена поперек половиц, из ящиков парт выкинута вся рваная бумага и карандашные стружки, грифельная доска протерта до блеска и все это за какие-то три-четыре минуты. Пауль только удивляется, какая Франка расторопная и организованная, сам он явно не такой. Ну, не такой — так будет. Паулю тут же поручают принести из сарая дрова и растопить печь. Он, слегка растерянный, но очень довольный возможностью принять участие, отправляется на поиски дровяного сарая — это пристройка к торцу школьного здания, хлипкая дверь закрыта на висячий замок, но доски подгнили и запор едва держится. Пауль оглядывается — если возвратиться с пустыми руками, то Франка, наверняка, будет в нем разочарована, недовольна. Что же это такое, скажет она, ничего ему и поручить-то нельзя?! Выглядеть неумехой Паулю не хочется, потоптавшись в нерешительности, он пинает дверь — ржавые гвозди выскакивают из трухлявого дерева и замок повисает на одной скобе, доступ к дровам свободен.

— Жила-была когда-то девочка и звали ее Красная Шапочка, — бормочет Пауль, выбирая поленья посуше на вид. — Однажды забыла она выучить шесть волшебных слов, и ее в наказание… ээ… выдали замуж за семерых гномов.

Он даже фыркает, довольный собственным остроумием. С охапкой дров он выбирается задом из сарайчика, свободной рукой пытается приладить замок на место, но это уже невозможно, приходится подпереть дверку одним из поленьев. Насвистывая шансонетку и слегка пританцовывая, Пауль возвращается в класс. Через пару минут в кафельной печи весело гудит пламя. Паулю вручают мятое жестяное ведро и отряжают раздобыть воды — ведь надо мыть пол, отрабатывать жалование. Ну, разве озадачишь такой безделицей сегодняшнего Пауля — homo findus'а, человека находчивого — вода мигом обнаруживается в дождевой бочке за углом. Пауль почти волочит полное ведро, больно оттягивая пальцы и расплескивая воду на многострадальные ботинки. Франка встречает его на крыльце, как хозяйка, отбирает ведро и выливает половину на землю, выходит, что Пауль перестарался. Он уже собирается немного обидеться, но Франка его целует и отправляется за тряпкой, а Пауль, повеселев, топает следом, пачкая песком уже подметенный пол. Франка усаживает своего поручика на стул и еще чистой половой тряпкой вытирает ему ботинки. Больше я тебя на улицу не пущу, говорит она.

Пока Франка, намотав тряпку на швабру и мурлыкая себе под нос, моет пол, Пауль, чтобы тоже внести свою лепту в общий праздник, рисует на классной доске рождественский пейзаж — елки в снегу и домики среди сугробов. Дым пухлыми клубами поднимается из каминных труб, дети катаются на санках и коньках, а по тропинке к ним идет Пер-Ноэль, в епископской митре и с посохом. Его слуга следует позади, сгибаясь под тяжестью мешка с подарками послушным девочкам и мальчикам. Пауль рисует по старинке, натуралистически, забросив на время все дадаистские новшества, и получается чудо как хорошо. Франка просто в восторге, одно только неприятно — меловая крошка потоком сыпется с доски на пол, вдобавок Пауль растоптал ее на полкомнаты, приходится перемывать и ботинки и половицы.

— Это вас в семинарии учат рисовать? — спрашивает Франка, полоща тряпку в ведре.

— Нет, почему же, в семинарии?.. — бормочет Пауль и вдруг решается. — Вообще-то, я художник. Я не геодезист, нет.

— Я так и поняла, — говорит Франка, ничегошеньки не поняв. — А ты можешь нарисовать меня?

— Портрет? — спрашивает Пауль. Он колеблется. Его признание, похоже, осталось незамеченным. — Попробую, что-ж…

Он улыбается Франке, находит на доске место и быстро, не оборачиваясь, буквально несколькими штрихами рисует ее профиль, узел волнистых волос на затылке, выбившуюся прядь, точеную шею — ну, насчет шеи он, конечно, польстил, но пусть уж так и останется. Затем, поколебавшись секунду, несколько раз быстро стучит мелом по доске, появляются веснушки. Он смотрит на Франку, та просто потрясена, но, как настоящая дочь Евы, быстро берет себя в руки.

— Я не такая, — заявляет Франка. — Нет-нет, не стирай, не надо, пусть останется.

Смотрясь в портрет, словно в зеркало, она заправляет на место непокорный локон. Пауль усмехается и вытирает испачканные мелом пальцы.

— Ты опять накрошил везде, — спохватывается Франка и трет пол вокруг Пауля, потом неожиданно обхватывает его ногу свободной рукой и, точно собака, замирает, запрокинув лицо и зажмурив глаза. Паулю хочется погладить ее по голове, но момент упущен и он так и остается стоять с поднятой рукой и ладонью — открытой, словно для папского благословения.