Землепроходцы

Лестницу заменили новой, и Кулеча мог продол­жать свой рассказ. То, о чем говорил ему начальник острога, Кулеча также передал действиями с помощью второго камчадала, приземистого круглолицего крепы­ша. Вдвоем они изобразили воинов, идущих по тундре и озирающих окрестность. По словам начальника остро­га, воины шли к стойбищу Карымчи с намерением на­пасть на него. Начальник велел Кулече отправиться на бату вверх по реке, чтобы предупредить Карымчу. Глу­пость огненного человека, вообразившего, что ительмены собираются воевать друг с другом, снова рассмешила слушателей. Затем Кулеча вместе со вторым камчада­лом показали, как они плыли на бату. Они так быстро толкались шестом, что бат несся против течения словно птица. Это явное преувеличение было встречено восторгом зрителей, и Кулеча остался доволен тем, как при­няли его рассказ.

— Ительмены! — снова шагнул в круг Карымча. — Вы теперь знаете, что огненные люди не подозревают о нашем нападении. Смерть им!

— Смерть! — откликнулся весь лагерь.

— Подземный властитель Гаеч тоже гневался на ог­ненных людей. Сегодня утром он засыпал их стойбище тучей пепла и сажи, — продолжал Карымча. — Смерть им!

— Смерть! — опять пронеслось над лагерем.

И в этот момент глухой гул прошел под ногами тол­пы, тупой толчок сотряс землю. Стойбище сковал ужас. Плач детей и визг женщин, посыпавшихся с лестниц, последовали за секундой молчания. Однако Карымча не дал безумию охватить лагерь.

— Ительмены! — прокричал он, перекрывая вой тол­пы. — Это Гаеч подает нам знак. Он с нами. Смерть огненным людям!

Испуг на лицах камчадалов сменился ликованием. Новых подземных толчков не последовало.

А Карымча с Талвалом, пользуясь ликованием тол­пы, уже отдавали приказания воинам загружать баты. Выполняя это приказание, воины стали сносить к реке вязанки сучьев и сухой травы.

Освещая черную реку зажженными факелами, фло­тилия батов заскользила вниз по течению в полном мол­чании. На одном из батов по чьей-то неосторожности запылала солома, огонь перекинулся на вязанки сучьев, и бат с людьми превратился в пылающий костер. Вои­ны попытались пристать к берегу, но пламя разгорелось так быстро, что они не успели дотянуть до берега и по­бросались в воду. Плавать камчадалы не умели, и ре­ка стала их могилой. Однако это несчастье не расстрои­ло движения батов. Флотилия с воинами продолжала скользить вниз в полной тишине, раздвигая светом фа­келов ночную темень.

Карымча, Талвал и Канач находились на переднем бату. Канач держал в вытянутой руке факел, гордясь тем, что весь караван следует за светом его факела. Двое воинов, стоя на носу и корме, с помощью шестов правили лодкой. По правую сторону виднелся обрыви­стый берег, над которым темными громадами возвыша­лись сопки, по левую сторону поднимались купы деревьев и кустарников, растущих на низких песчаных островах, там и сям разбросанных по реке и деливших ее на множество проток и русел. Вспугнутые светом и плеском воды, с тихих проток, шумно хлопая крыльями, поднимались стаи уток и улетали прочь.

Около двух часов спускалась флотилия без всяких происшествий. Наконец сопки справа отошли прочь от реки, впереди лежала открытая тундра, и последовала команда погасить факелы. Карымча опасался, как бы свет их не разглядели со сторожевой вышки казачьего острога. Теперь камчадальское войско плыло при свете звезд, которые уже начали бледнеть, потому что насту­пил предутренний час. Именно на этот час было назна­чено нападение на острог. Прижимаясь к коренному правому берегу, чтобы не налететь в темноте на преда­тельский островок, баты приближались к крепости, хо­ронясь в береговой тени. К отвесному мысу, на кото­ром стоял острог, флотилия подошла бесшумно.

Талвал, Карымча, Канач, а за ними воины с других батов стали подниматься на берег. Темной лавиной вы­плеснулись они в тундру и стали ползком окружать кре­пость, волоча за собой вязанки травы и сучьев, прикры­вая рукавами кухлянок горшки с горящими углями. На сторожевой вышке разглядели часового, и самые меткие стрелки натянули луки. Два десятка смазанных лютиковым ядом стрел ушли со свистом и гудом в ноч­ную тьму. Было слышно, как часовой с грохотом вы­ронил пищаль и рухнул на деревянный настил вышки.

Камчадалы обкладывали вязанками хвороста пали­сад и стены отгораживающих крепость от тундры по­строек. Когда последняя вязанка была уложена, на со­лому одновременно со всех сторон крепости стали сы­пать горящие угли из горшков. Крепость окуталась гу­стым дымом, затем сквозь дым прорезались огненные языки. Чтобы не попасть под прицел казацких пища­лей, камчадалы отбежали в тундру и залегли саженях в ста от острога, прячась за кочками и кустами.

Пламя быстро охватывало стены крепости, перебра­сывалось на постройки внутри острога. Ярко и как-то сразу вспыхнула соломенная крыша казармы — словно взорвалась, рассыпая снопы искр.