Землепроходцы

Тело Микешки промышленные оттащили к реке и ки­нули в воду. Теперь у костра воцарилось молчание. Кое-кто из промышленных суеверно крестился, невнятно бор­моча под нос молитву.

— Эк нелепо все вышло, — сдавленно проговорил кто-то. — Грех на душу взяли... Недоброе предзнамено­вание. Как бы с Соколовым у нас теперь не сорвалось... Может, в острог вернуться?

— Не каркай! — озлобленно отозвался Бакаулин. — Нас семеро против трех. Толмачонок ихний не в счет.

— У тебя-то другого пути нет, — отозвался тот же сдавленный голос.

— А нам всем в острог возвращаться нельзя, пока Кузьма жив, — жестко сказал Щипицын, ероша острую бородку. — Ну, вернемся мы, а что толку? Вдруг Кузь­ме и впрямь удастся унять ламутов мирными речами? Какая торговля при нем? Кончим его — потребуем об­ратно все товары наши, незаконно отписанные на госу­даря.

Больше никто возражать не осмелился.

Семейке пришло время уходить. Он выведал все за­мыслы промышленных. Надо было скорее добраться до своих.

Он знал теперь, где находится. Вчера они с Соколо­вым проезжали здесь за полдень. До Орлиного ручья от­сюда было верст пять. Семейку подмывало увести у промышленных коня, но он побоялся насторожить их. Ни­чего, дойдет и пешком.

...Теряя тропу и каким-то чутьем все время отыски­вая ее, Семейка упрямо шел вперед. Скоро тайга окру­жила его непроглядным мраком. Под ногами ему лезли корни деревьев, по лицу больно хлестали ветки. Снова он слышал противное мяуканье, тявканье и верещанье лесной нечисти. Но теперь он боялся уже меньше. Ду­шившая его ненависть к промышленным глушила в нем все другие чувства. Компания, оставшаяся у костра, бы­ла страшнее всех таежных зверей.

К своим Семейка добрался за полночь. Узнав о за­мысле промышленных, Соколов сухо усмехнулся:

— Вот они, торговые люди! И еще утверждают, что действуют по воле государя. Кто же тогда воры и раз­бойники? Ну подождите, тати крещеные!

Накормив Семейку ухой, отправил его спать.

— Иди подремли часик. На тебе совсем лица нет. Мы тут решим, как быть дальше.

Забравшись в палатку, Семейка упал на ворох сухой травы и мгновенно уснул. Ему показалось, что он только успел опустить голову на траву, как его тут же разбу­дили.

— Стреляешь хорошо? — спросил Соколов.

— Кто ж в тайге плохо стреляет? — обиделся Се­мейка.

— Смотри, брат, — испытующе глянул на него Соко­лов. — Сегодня от верности глаза жизнь твоя и наша за­висит. Если обещаешь не промахнуться, вот тебе твой самопал.

Соколов, поколебавшись, вынул из-за кушака пистоль и тоже протянул ему.

— На, бери. Устроим на волков засаду. Не боишься? Семейка пожал плечами и хмыкнул.

— А ты не хмыкай, хлопчик. Бой будет не из легких...

Оставив стреноженных лошадей мирно пастись, в путь вышли пешими.

— Тут недалеко, — пояснил Мята Семейке, — уще­льице есть небольшое. Да ты ночью там проходил... Удобное место для засады.

Перед утром на тайгу пала роса. По ущелью, куда они вышли, плавали клочья серого тумана. Соколов с

Треской скользнули вправо и, поднявшись по склону, за­таились, скрытые кустарником. Семейка с Мятой дви­нулись дальше, прислушиваясь, не раздастся ли стук ко­пыт. Левый склон ущелья был крут и каменист, тогда как на правом вверх карабкались кривые лиственницы. Сюда они и забрались, ближе к концу ущелья. Устрои­лись за поваленным бурей и застрявшим на склоне ство­лом дерева, стали ждать.

Клочья тумана постепенно расплывались и светлели. По кронам лиственниц наверху прошел первый предут­ренний ветерок. Сырой воздух, набиваясь под одежду, холодил тело. Руки у Семейки совсем закоченели.

— Что-то долго их нет, — шепотом сказал он Мя­те. — Может, рано мы пришли?

— В таком деле, хлопчик, лучше поспешить, чем за­поздать, — отозвался Мята. — У меня вот еще какая за­бота: не оставят ли они лошадей перед ущельем? Пеших услышать будет труднее.

Мята словно в воду глядел. Промышленные вошли в ущелье бесшумно. Словно и не шли вовсе, а темными тенями плыли под туманом. Будто почуяв что-то нелад­ное, они неподалеку от засады остановились и, сняв пи­щали с плеч, переложили ружья на согнутые локти рук. Увидев наведенный на себя ствол чужого ружья, Семей­ка поежился и ниже пригнул голову, будто его и впрямь могли разглядеть через кусты.

— Видишь? — толкнул он Мяту.

— Вижу, — едва слышно откликнулся тот. — Смот­ри не пали раньше времени. Когда последние покажут нам спину, тогда будет в самый раз.

Из предосторожности промышленные растянулись длинной цепочкой. Отряд вел Петр Бакаулин. Он то и дело подозрительным взглядом всматривался в порос­ший лиственницами склон. За ним следовал Щипицын. Этот ступал по-кошачьи. Отряд замыкал ряболицый про­мышленный. В него и решил целить Семейка.

— Мой — последний, — предупредил он Мяту.

— А я возьму второго с конца, — согласился тот. — Как выпалим — сразу перебежим по склону ближе к середине распадка, чтоб никто из них поверху не успел уйти.

Наконец ряболицый проследовал мимо засады, и Се­мейка увидел его спину — совсем близко, шагах в три­дцати.

— Стреляй, — шепнул Мята, и Семейка высек огонь.