Земли обетованные

Мимун удивленно покачал головой:

– Ну, значит, ты и арабский легко освоишь.

– Надеюсь, да; мне повезло: у меня хорошая память.

– Слушай: завтра в девять утра французы откроют границу, чтобы пропустить торговцев и приграничных жителей, которые скопились на эспланаде, – их там уже больше тысячи. Никакого контроля не будет. Для тебя это единственный шанс – либо завтра, либо никогда.

Франк забежал на базар, чтобы попрощаться с Хабибом, и обещал старику навестить его, если когда-нибудь снова окажется в Ужде.

– Только не затягивай с этим, дружок, я ведь совсем не молод, – ответил Хабиб. Он приготовил подарок для Франка. Войдя в лавку, он снял с полки старенький томик в красно-черной обложке, с истертыми уголками, и протянул его Франку: – Держи, вот твой любимый Базен.

– Потрясающе! – воскликнул Франк. – Ты его все-таки нашел?

– Я искал эту книгу часами – она словно пряталась от меня из страха, что я ее продам; такое бывает с некоторыми книгами. Тогда я пошел к директору почты и выкупил у него эту: он мне ее вернул за вполне умеренную цену. Это первое издание 1921 года, там внутри несколько пятен плесени, но они тебе не помешают наслаждаться чтением.

– Дай я тебя обниму, Хабиб, мне еще никто никогда не делал такого щедрого подарка. А я тоже припас для тебя великолепную книгу.

Франк достал из сумки толстенный том Достоевского и объяснил, о каком романе идет речь. Хабиб долго вертел книгу в руках, осматривая со всех сторон:

– Мне очень, очень приятно, друг мой, до сих пор у меня в лавке не было русских книг.

Хабиб взял Франка за плечо, вывел его за пределы базара и прошептал, озираясь, словно опасался чьих-то нескромных ушей:

– Должен тебя предупредить, что Мимун – человек подозрительный, на нем кровь, много крови. Опасайся его. Он близок к Бумедьену[85], который командует приграничной вилайей[86], начиная с Ужды. Это жестокие, свирепые люди, которым неведомо слово «жалость». У них на границе собрана сильная армия, и мне жаль тех, кто встанет на их пути. Будь очень осторожен!

– Не беспокойся, Хабиб. Я возвращаюсь в Алжир, чтобы возрождать страну, а не воевать. Война закончена.

Во вторник, 26 июня 1962 года Франк встал на рассвете, запихал кое-какие пожитки в рюкзак, взяв в основном свои русские книги и Базена, спрятал документы и деньги за подкладкой кожаной куртки и влился в густую толпу торговцев и приграничных жителей, которые с бесконечным терпением ожидали у пограничного пункта, сидя прямо в придорожной пыли. Он долго раздумывал над предостережением Хабиба, но разве старый книготорговец мог понимать, чем живет человек, готовый участвовать в освободительной войне и в первую очередь обязанный победить самого себя?! Франк был твердо убежден в одном: нет другого способа добиться независимости; такая война – правое дело, ради которого люди обязаны жертвовать собой, пусть даже пройдя через грязь, через предательство своих благородных идеалов. Лишь бы не оставаться рабами. Жестокость сделала свое, а теперь страна должна была обрести свободу. Мимун обещал Франку встречу в Алжире – там он сможет принять участие в построении нового мира. А Франк только об этом и мечтал.

В тот день первой и главной задачей Франка было беспрепятственное пересечение границы, а второй – розыски Джамили. Незадолго до девяти утра люди встали на ноги, несколько минут потоптались на площади и тронулись в путь, поднимая тучи пыли, мешавшей увидеть хоть что-нибудь в двадцати метрах. Франк заметил беременную алжирку, стоявшую на коленях, которую люди в спешке толкали. Франк пробился к ней, подал руку, помог встать, но при первом же шаге женщина испустила крик и остановилась, прерывисто дыша.

Рвущаяся вперед толпа грозила раздавить ее. Женщина затрясла головой, давая понять, что отказывается от помощи. Тогда Франк наклонился, взял ее на руки. И, увлекаемый вперед сотнями марокканцев, перешел границу с беременной женщиной на руках, даже не осознав, что он уже в Алжире.

* * *

Графологическая экспертиза, назначенная следователем, установила, что Саша действительно был автором длинного письма, которое он прислал мне перед смертью и в котором объявлял о намерении покончить с собой. Игорь отсидел в тюрьме восемнадцать месяцев и шесть дней, прежде чем его непричастность была признана, а сам он освобожден, однако он по-прежнему официально числился подозреваемым в убийстве Саши. Мы с Вернером никак не могли понять этот парадокс. Мэтр Жильбер пустился в длинные разъяснения, перечисляя вопросы, связанные со сложными судебными процедурами, и сказал, что надеется добиться окончательного прекращения дела за отсутствием состава преступления в ближайшие недели или месяцы, каковой срок позволит Вернеру выплатить второй транш дополнительного гонорара. Теперь Игорь будет находиться под судебным надзором с обязательством отмечаться в комиссариате полиции раз в неделю и запрещением покидать французскую территорию; правда, лишить его паспорта было невозможно, поскольку он его не имел.