Земли обетованные

Игоря выпустили без всяких извинений и оправдательных документов, но это не имело для него никакого значения – главное, теперь он был свободен. Я надеялся, что мы будем часто видеться, но это оказалось сложно: Игорь начал работать как сумасшедший, чтобы вернуть долг Вернеру, а это была солидная сумма, равная двухлетнему доходу таксиста. И тщетно Вернер твердил, что ему плевать на эти деньги, – для Игоря это было делом принципа. Он договорился с другими таксистами и стал работать нелегально, иногда по двое суток кряду, на Виктора Володина, который только того и ждал. Игорь откладывал все, что зарабатывал; беда лишь в том, что ему не всегда доставалась свободная машина. Каждый понедельник утром он ходил отмечаться в комиссариат на авеню дю Мен и продолжал ждать документа об отсутствии состава преступления, которого все не было. Время от времени я шел на улицу Шампольона, стучался в дверь проекционной, Вернер открывал и потихоньку провожал меня в зал посмотреть очередной фильм. Однажды он сообщил мне, что Игорь переехал к Жанне, в свой бывший дом. Но каждую неделю он приносил Вернеру конверт с деньгами, которые ему удалось сэкономить. «При таких темпах он рассчитается со мной, дай бог, лет через пять, – говорил Вернер. – Скажи хоть ты ему, что зря он себя так мучит, – может, он тебя послушает. Лучше бы он тратил их на себя и на свою подругу – мне кажется, у них не все гладко. Да, слушай-ка, на этой неделе у нас пойдет „Расёмон“[88], это что-то потрясающее!»

* * *

Поднимаясь в квартиру Луизы, я услышал очень знакомый гнусавый шум, не похожий на все остальные: в доме явно появился телевизор. И чем выше, тем громче становился этот звук. Луизина дверь была приоткрыта, и телевизионные голоса исходили именно оттуда. Я вошел: на экране повар с ухоженной бородкой делился каким-то рецептом с восхищенной женщиной.

А перед телевизором стоял, согнувшись в три погибели, наладчик в желтом комбинезоне: одной рукой он вертел комнатную антенну, другой – ручки на задней стенке аппарата. А Луиза сидела, наблюдая за его манипуляциями. Телевизор был водружен на буфет. Наконец картинка установилась, наладчик прибавил яркости.

– Ага, вот так будет отлично! – сказала Луиза.

Наладчик выпрямился, обернулся. Мне понадобилось целых две секунды, чтобы узнать его.

– Ты что, не желаешь здороваться с родным отцом? – с улыбкой спросил он.

Я машинально поцеловал его в щеку.

– Ну, как ты его находишь? Это же гениально! – воскликнула Луиза. – Твой отец сделал мне суперскидку. Вы просто душка, месье Марини!

– Зовите меня просто Поль. Вы будете довольны, это прекрасный аппарат, мы продаем такие сотнями.

– А я и не знал, что ты работаешь еще и наладчиком.

– Когда руководишь таким предприятием, нужно уметь все. Абсолютно все. Я даже уборкой занимаюсь в магазине, пол мету. Ну а пока – приглашаю вас на ужин.

Луиза побежала в спальню переодеваться. Отец стащил с себя комбинезон, отряхнул свой костюм цвета морской волны.

– А вообще-то, я пришел наладить телевизор, чтобы повидаться с тобой. У тебя миленькая подружка, очень даже симпатичная.

– Да мы, в общем-то, и вместе и не вместе…

Луиза появилась в юбке из шотландки и пышной белой блузке, я впервые видел ее в таком женственном наряде. Мы пошли ужинать в ресторан около площади Республики. Отец, конечно, знал здесь метрдотеля и называл по именам всех официантов.

– Здесь подают лучшие фуа-гра и шукрут в Париже, – объявил он. – А пить будем легкий гевюрц[89]. Возражений нет?

Я даже заподозрил, что мое присутствие не так уж обязательно. Луиза обнаружила у отца дар имитатора, который он охотно продемонстрировал. Она хохотала от души, слушая, как он читает меню на манер Фернанделя, а когда он рассказал со своим марсельским акцентом, что я был революционером, Луиза и вовсе вытаращила глаза, откинула челку и продемонстрировала свои ямочки на щеках.

– Нет, правда? Не может быть… Мишель?!

– Да, милая дамочка! – продолжал он, теперь уже в образе Мориса Шевалье. – Настоящий революционер – на французский манер!

Луиза хохотала до слез и никак не могла остановиться.

– На самом деле я вам еще не говорил, но я уезжаю.

– Это еще куда? – удивилась Луиза.

– В Израиль, к моей подруге Камилле. Вот сдам экзамены в июле и поеду.

Отец нахмурил брови, а Луиза побледнела и так неловко поставила бокал, что он опрокинулся и вино залило скатерть.