Земли обетованные

Я не понимал, каким образом матери удается держать меня в подчинении – для этого ей даже не требовалось повышать голос, достаточно было одного леденящего взгляда, чтобы я начал повиноваться. Но я больше не хотел жить под ее диктатом, я стремился идти вперед по жизни самостоятельно, и для этого следовало первым делом избавиться от родительской опеки. Однажды майским вечером я сделал решительный шаг – объявил матери, что намерен уехать в Израиль, с ее согласия или без оного, и даже не буду просить у нее помощи, так как скопил достаточно денег. Мать посидела в раздумье, потом сказала: «Что ж, я не могу сделать тебя счастливым вопреки тебе самому. Уезжай, в конце концов, это твоя жизнь, но предупреждаю: я дам разрешение только в том случае, если ты перейдешь на третий курс».

Я написал Камилле письмо до востребования в Хайфу, чтобы известить о своем приезде в июле, – наконец-то мы свидимся после двухлетней разлуки. И вплотную занялся учебой – теперь я не мог допустить, чтобы меня срезали на экзамене. Трижды поздними вечерами я наведывался к Луизе, но дверь неизменно была заперта. Я совал под нее записку с просьбой перезвонить, чтобы сходить куда-нибудь выпить. Заглянул в «Кадран» на Бастилии, но ее и там не было; в конечном счете я подумал: ладно, увидимся, когда она сама захочет.

Удача отвернулась от меня – ну что ж, она дама непостоянная, нужно проявить терпение и ждать, когда наступит твое время. Это всего лишь вопрос статистики. Именно так выразился Джимми, объявивший мне великую новость: он получил главную роль в полнометражном фильме.

Джимми давно уже не верил в свою удачу, но все еще пытался барахтаться, одолевал своего агента просьбами устроить ему кастинг, тщательно скрывал от киношников, что сыграл злодея-англичанина в телесериале «Тьерри-Сорвиголова», после чего его стали узнавать на улице тысячи людей, а некоторые даже проклинали за гнусное поведение, – и вот доказательство, что он убедительно сыграл свою роль, хотя на самом деле ни слова не знал по-английски, разве что yes и chewing-gum, но теперь-то он начнет брать частные уроки. Потому что рано или поздно он совершит бросок и переплывет Атлантический океан, чтобы работать в Штатах. Тогда-то все и увидят, чего он стоит. Америкашки – они не такие дураки, как здешние, все их звезды начинали карьеру на телевидении. Вот и Джимми согласился на эту телебодягу и – нате вам, пожалуйста, – достиг успеха, подписался на роль Марселя в фильме «Дневная красавица», который этим летом будет снимать Луис Бунюэль[90].

– А, это по Кесселю, я его знаю, – бросил я.

– Ты знаешь Кесселя?

– Ну, я с ним никогда не разговаривал, но часто встречал в кафе на Данфер-Рошро.

– Так вот, я скоро буду с ним ужинать – с Бунюэлем. Он просмотрел десятки актеров на главные роли. В конечном счете нас осталось только двое. И мы отсняли пробный эпизод с актрисой, которая будет играть Северину, – знаешь, такая клевая блондинка, забыл, как ее зовут.

Джимми пригласил меня в шикарный ресторан на Елисейских Полях. Я заметил, что посетители оборачиваются и смотрят на него, – значит, его известность была не выдумкой. Он заказал бутылку шампанского «Дом Периньон», уточнив: охлажденного! – это он-то, который теперь пил только газировку и в рот не брал спиртного. «Есть вещи, через которые нельзя переступать, иначе на тебя будут смотреть как на клоуна, верно?» – говорил он.

Но нынче он решил сделать исключение: такой уж особенный вечер. Стол накрыли на троих, и место рядом с ним пока пустовало.

– Понимаешь, проблема в том, что я никогда не видел фильмов этого Бунюэля. Он вообще какой-то странный, слóва из него не вытянешь. Невредно бы мне посмотреть, какие фильмы он снимает, верно?

– А хочешь, я спрошу у своего друга Вернера, – ну, ты его знаешь, он киномеханик и наверняка все их видел.

Джимми вдруг просиял и вскочил на ноги. Я обернулся – к нам подходила… Луиза. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть! Я еще не забыл, с каким скандалом они расстались в кафе на площади Сорбонны. Но меня потряс не столько сам факт появления Луизы, сколько ее облик – сейчас это была совсем другая Луиза, искусно накрашенная, в элегантном платье из черной тафты с белым воротничком (последний писк моды!), с черной сумочкой из крокодильей кожи. Джимми протянул ей руку, чтобы усадить рядом с собой, и вторым моим потрясением стало то, как она легко коснулась поцелуем его губ, оставив на них ярко-красный отпечаток своей помады. Потом Луиза улыбнулась мне и послала деликатный воздушный поцелуй.

– Ну что ж, начнем с нуля! – воскликнул Джимми, выхватив бутылку шампанского из ведерка со льдом. – Вспомните, какие мы были раньше счастливые. Давайте выпьем за нашу возрожденную дружбу и за будущую прекрасную жизнь. Я так счастлив, что ты здесь, Мишель! Ты мой единственный друг. Я знаю, ты все понимаешь.