Земли семи имён

Но были в библиотеке и другие книги. Более всего её притягивали две: вычурная «Картография Северолесья» и набранные мелким шрифтом «Образы и иллюзии». В первой, ведя взглядом по тиснённым серебром тропам, она добиралась до истоков Зелёной Реки, до пёстрых пределов Траворечья, до чёрной восточной кромки зарослей чернореца. Во второй книге говорилось о том, что так интересовало её с того самого вечера, когда Дядюшка Ши превратил её в кристалл.

Первая книга обещала неведомые пути, вторая – неведомые глубины.

Когда Грегор заглянул в библиотеку, чтобы сказать, что дворцовые ушли, Хедвика как раз разбирала кривые, кое-где расплывшиеся и местами выцветшие буквы.

«Дабы обрести чужой образ и приобрести сноровку, следует поначалу вдуматься в сильное чувство того, чей образ желаем…»

– Ну и дремучий слог, – захлопывая книгу, сказала Хедвика, но Грегор не обратил на её слова никакого внимания. Он озабоченно оглядел подмастерье с головы до ног и сказал без обиняков:

– Шар расколоть не удалось, да другой случай поспел. Сам правитель хочет меня повидать, аккурат сегодня. В обычный день закрыл бы мастерскую, и дело с концом. Но к вечеру должны сумеречные прийти. Шары не простые, королевской крови. Стало быть, и пыль с них соляная будет, в десять раз ценнее да реже, что только на королевскую кровь откликается. К ночи у воров не выкупим – к утру другим продадут. А следующего соляного шара жди – век векуй. Сможешь заменить меня, виноградная? Где шары храню, знаешь, серебро от тебя не прячу. Примешь, да расплатишься, да укутаешь шарик помягче и спрячешь. А?

– Смогу, – бестрепетно ответила Хедвика, а у самой по крови тревожный восторг разбежался, авантюриновый вестник… «Чтобы обрести чужой образ, дабы приобрести сноровку…» – Конечно, смогу, мастер. Иди к правителю спокойно.

– Дом только мне не развороти, виноградная стрекоза, – вздохнул он.

Справа поглядеть – надёжная девка, серьёзная и с головой. Но слева… Мастерскую каменную с драгоценностями, шарами синими да, пуще того, ворьём сумеречным на девицу оставлять что костры у сухой лозы жечь. Как бы пожара не вышло.

А посыльные ждут у крыльца, и возок уже приготовлен…

– К ночи, пожалуй, вернусь. Не скучай. Да ворам перстенёк свой жимолостный не показывай.

Хлопнула дверь, затихли голоса, лошадиное фырканье отдалилось. Хедвика выглянула из библиотеки, подошла к окну – Грегора уж и след простыл, а на улице снег посыпал, разлапистый, пушистый… В комнатах от него сразу и темнее, и светлее стало: у потолка тени сгустились, зато по полу широкие белые блики легли.

– Что ж, – молвила Хедвика, оглядываясь – хозяйкой так хозяйкой.

Прибрала эскизы на столе, очинила перья, свежих чернил налила. Камни, что Грегор бросил, не оправив, собрала в шкатулку. Шкаф с каменной пылью двойной печатью заперла от греха подальше, одёрнула скатерть, выгребла из очага золу, подбросила веток – зимой в Грозогорье только ветвями ивовыми и топили.

За окном крепчал снегопад, стекались сумерки. Хедвика прибавила огня. Огляделась: вроде бы всё как надо, вроде бы и дела больше нет, только воров ждать. Усмехнулась мыслям, вынесла из библиотеки книгу про образы и иллюзии, взбила подушки и устроилась в старом кресле с фолиантом в руках.

Потрескивали в очаге тонкие ветки, густо стелил снег, ложились на страницы алые полосы от огня… Вскоре она заложила книгу узким рыжим пером и задумалась о предстоящем.

«…вдуматься в сильное чувство того, чей образ желаем…»

Чей образ желаем – понятно. Но что она знала о нём? Что могла вспомнить о мастере сокровенного, сильного?

Думала, вспоминала, перебирала мысли, как драгоценные камни, и, наконец, нашла. Встала перед зеркалом, закрыла глаза и представила тёмную мастерскую, тусклые камни, серебряные монеты…

Грегор. Каменных дел мастер Грегор.

У него внутри не бьётся синий шар; только в ладони, сморщенные, заскорузлые от работы, въелись волшебные каменные крохи. А сердце загрубело, и ни сострадания, ни трепета в нём нет, когда Грегор раскалывает шары… И зависть к тем, у кого есть своё, природное колдовство, давно ушла. И жалость…

Сердце-Камень.

Тёплая литая тяжесть разлилась внутри. Билась, но не как сердце мерно перестукивала, а дробно пульсировала, что свет в фонаре, что светлячки над факелом. Толкнулась, пробуя силу, и застыла: не вырваться из каменной клетки.

Толкнулось снова, и захлестнул привычный океан. Тёмной волной смывало с берега мелкие камни, каменное сверкающее крошево глотала большая вода. Волна отходила, утихала, набирала силу и вновь накатывала беспощадной стеной.

«Стой! – крикнула Хедвика. – Стой!»

Никогда прежде океан не обрушивался на неё всей своей мощью. Он был холоден, опасен, хищен, но не жесток. А теперь волна шла прямо на неё, накрывала огромной тенью, отрезала от спасения, и вот уже первые щупальца бежали по берегу, облизывая гальку, к её ногам… Вот-вот обрушится гигантский гребень…

Хедвика вздрогнула и открыла глаза.

Из глубины зеркала смотрел на неё Грегор, и никто не понял бы, что это фальшь, если бы не испуганный взгляд. Никогда не глядел так старый мастер.