Земли семи имён

Виноградная зажмурилась, прогоняя страх, вновь распахнула глаза… Весело и со скрытой лукавинкой улыбнулся из зеркала самый настоящий мастер Грегор.

– Тихих сумерек, господа.

Мастер кивнул, приветствуя гостей, локтем сдвинул бумаги, огарки и плошку лака, жестом указал на стол.

– Доброго вечера, мастер. А мы думали, нас подмастерье твоя встретит.

– Юна пока, – нахмурился Грегор. – Не решился на неё оставить мастерскую. Да и с вами крепкая рука нужна, не девичья.

Один из пришедших снял с плеча тёмный футляр и выложил его на стол. Щёлкнули серебряные пряжки, мягко отошла плотная ткань. Все трое склонились над содержимым, не в силах противостоять живой магии.

По лицам разлилось синее свечение с золотой искрой. Грегор затаил дыхание.

– Хороши, – только и выговорил он.

– Королевской крови.

Второй вор коснулся шара и облизал кончик пальца:

– Чистая соль. Чистейшей воды магия.

Первый проделал то же самое.

Мастер повторил за ними. Посмотрел задумчиво на оплетённые сиянием шары и вынул из-за пазухи мешочек с серебром.

– Грегор, – пряча серебро в потайной карман футляра, произнёс первый вор, не снявший капюшона, – в скорое время нас не жди. Уходим в горы.

– Вот как?

– Сам знаешь, о чём речь, – с усталым нетерпением откликнулся второй сумеречный, светловолосый, со шрамом на скуле. – Карла в горах хорошую цену даёт за редкие шары.

– Что за редкие шары? – быстро спросил Грегор, подаваясь вперёд.

– Те, что крупнее обычных, – ответил первый. – С них и пыли больше, и послевкусие слаще…

«Что за послевкусие?..»

– Что ты мастера учишь, – напряжённо прищурился пшеничноволосый. – Он и без тебя ведает, какие шары редкими зовутся… Да только здесь, в Грозогорье, спросу на такие нет, и в «Утином Углу» пыль от них не сбудешь, верно, Грегор?

Мастер вздохнул и развёл руками.

– Верно. Удачи вам в горах, да не палите факелы слишком рано – говорят, пещерные светляки нынче жалятся, жгутся, стоит огню явиться.

– Спасибо за науку, – всё так же напряжённо ответил второй вор. – А всё-таки, мастер, неужели самому не хочется с нами?

– Куда я дела оставлю, – усмехнулся Грегор. – Заказ из дворца дали немаленький: скоро новая гвардия выходит в стражники на башни, велено им изготовить перстни с каменной пылью, да погуще, побольше её уместить… Вот и вы шаров принесли. Сами знаете, оставишь надолго – остынет магия, дорого не продашь. Да и опять же, подмастерье юна ещё, чтобы в одиночку тут заправлять.

Пшеничный вдруг расслабился и с ленивой усмешкой заметил:

– А хороша, говорят, девушка. Не хуже редкого шара будет…

Грегор и бровью не повёл: невозмутимо обернул в тряпицу шары, убрал в шкатулку, защёлкнул. И только тогда молвил:

– Хуже не хуже, а людей с шарами не сравнивай. Тихих сумерек господа.

Вор в капюшоне поклонился, толкнул дверь – с улицы потянуло свежим морозцем и горьковатой жимолостью, что цвела прямо у порога, – поглядел на напарника.

– Иди, – кивнул ему пшеничноволосый. – А мне ещё кое-что с мастером обсудить нужно. Без чужих ушей.

Прошелестел плащ, тень скользнула в щель, и Грегор остался один на один с сумеречным вором.

– С каких это пор мастер не интересуется редкими шарами? – спросил он. – Может быть, у тебя появилась новая работа, что поинтереснее огранки будет?

– Может, и появилась, да не твоего ума это дело, – ворчливо ответил мастер, возвращая на стол инструменты и плошки.

– Неужто и с карлой свести счёты не хочешь? – В голос вора серой кошкой скользнула вкрадчивость, он обошёл стол и приблизился к Грегору. – Неужели в груди не жжёт?

– А то сам не знаешь, – ответил мастер, но как-то неуверенно, словно сомневался. – Не береди душу, не спрашивай, уходи…

– Я уйду, – согласился вор, становясь к Грегору вплотную. – Только прежде скажи…

Вопроса Грегор не расслышал: сумеречный вор выбросил вперёд руку и схватил бы его за грудки, если бы старый мастер не оказался проворнее и не отпрыгнул. Но на беду позади оказался шкаф со стеклянной менажницей, полной мелких камней, и Грегор, врезавшись спиной в дверцы, под грохот стекла тяжело повалился на пол.

Близко-близко, как тогда в поле, сверкнули серебряные глаза, а рука вора скользнула к камзолу, но прошла иллюзию насквозь, схватила пустоту…

– На что дуришь меня? – тяжело дыша, прошептал вор, цепко хватая лже-Грегора где-то внутри плеч и вздёргивая на ноги. Мастер, дрожа, отцепил его руки и словно съёжился, сдулся в своём потёртом костюме. Рукава повисли, как старые тряпки, фартук упал с истончившейся талии, а из-за огромного воротника, прикусив губу, выглянула Хедвика…

Только на простого ли вора? Он провёл рукой по пшеничным прядям, и волосы под его ладонью потемнели, а из-под чёлки обжёг Хедвику острый полынный взор.

– Ну, здравствуй, виноградная, – уже своим голосом, ниже и бархатнее прежнего, но всё ещё не отдышавшись, поздоровался Файф.

– Зачем обернулся другим?! – воскликнула Хедвика, слыша, как опасливо звенит голос.

– Чтобы поговорить с тобой. Чтобы ты не чуралась меня – в чужом-то обличье. А ты на что мастером обрядилась?

– Чтобы ты не приставал! – запальчиво бросила она, обегая стол, чтоб оказаться подальше.