Земля 2.0 (сборник)

Док ве­лел все опи­сать с са­мо­го на­ча­ла. По­то­му что он со­би­ра­ет ма­те­ри­а­лы для ис­сле­до­ва­ния. Ему, мол, на­до вы­ра­бо­тать ал­го­ритм: кто из остав­ших­ся на Зем­ле нам сго­дит­ся, а на ко­го и вре­мя тра­тить не сто­ит. Я не по­ни­маю, че­го во мне мож­но ис­сле­до­вать. Но я при­вык де­лать то, что го­во­рят стар­шие, не осо­бо за­ду­мы­ва­ясь над при­чи­на­ми. И это вер­но: ес­ли по­да­ю­щий па­тру­бок или вит­ки со­ле­но­и­да нач­нут вни­кать, за­чем и как, – по­жа­луй, и дви­га­тель за­глох­нет. А ес­ли уж ио­ны нач­нут рас­суж­дать о том, с че­го вдруг их вы­бра­сы­ва­ют в ва­ку­ум, да еще с та­кой ско­ро­стью, – ко­нец по­ле­ту.

Я все­гда был та­кой: ел ка­шу, ко­то­рую тер­петь не мог; сто­ял спра­ва, про­хо­дил сле­ва и во­об­ще со­блю­дал. Но ино­гда ме­ня вдруг за­но­си­ло. Неожи­дан­но для са­мо­го се­бя сры­ва­ло баш­ню; в та­кой мо­мент я мог вы­ско­чить из ок­на, пнуть в ко­ле­но вос­пи­та­те­ля или бро­сить глай­дер в ви­раж, за­пре­щен­ный ин­струк­ци­я­ми. И прий­ти в ито­ге пер­вым на фи­ниш.

Док на­ме­кал, что имен­но эти всплес­ки и бы­ли по­пыт­ка­ми Ис­тин­но­го про­рвать­ся на­ру­жу, сквозь тол­стый слой шла­ка, ко­то­рый на­ва­ли­ла ци­ви­ли­за­ция. Но я не хо­чу об этом ду­мать. Луч­ше уж нач­ну пи­сать, как он ве­лел.

Ма­му я по­чти не пом­ню. Ка­кие-то об­рыв­ки: теп­лый за­пах, теп­лые ру­ки. Она сто­ит на ко­ле­нях и об­ни­ма­ет ме­ня. Мне ни­ко­гда по­сле не бы­ло так уют­но и так тре­вож­но. По­то­му что знал, что это – про­ща­ние. Ее плащ с круг­лым знач­ком на лац­кане (чер­ная окруж­ность с точ­кой по цен­тру на бе­лом фоне) шур­шал, буд­то звал ку­да-то, то­ро­пил.

И она ушла.

Мне бы­ло де­сять, ко­гда я рас­ска­зал от­цу об этом вос­по­ми­на­нии; отец разо­злил­ся, гор­ло его на­бух­ло го­то­вы­ми по­рвать­ся от гне­ва жи­ла­ми. Он кри­чал, брыз­гая во­ня­ю­щи­ми пе­пель­ни­цей слю­ня­ми: мол, я ни­че­го не мо­гу пом­нить, по­то­му что был без­мозг­лой ли­чин­кой; я и сей­час де­бил, а то­гда во­об­ще был еще за­ро­ды­шем, по­лу­фаб­ри­ка­том. Что это дурь и фан­та­зии: он вы­яс­нит, кто ме­ня на­до­умил ляп­нуть эта­кую чушь, и вы­рвет про­во­ка­то­ру ка­дык, но преж­де вы­де­рет рем­нем ублюд­ка, столь по­хо­же­го на чок­ну­тую ма­ма­шу. Он на­чал ша­рить по по­я­су под на­вис­шим брю­хом, но по­том вспом­нил, что в тру­сах; бро­сил­ся к шка­фу, где у него ви­се­ли брю­ки, и на­чал вы­ди­рать из пе­те­лек ре­мень, по­хо­жий на глад­кую жел­тую змею. Пе­тель­ки со­про­тив­ля­лись (они бы­ли за ме­ня); брю­ки, упи­ра­ясь, смор­щи­лись гар­мош­кой. Я не стал до­жи­дать­ся ре­зуль­та­та схват­ки и смыл­ся. Рас­пах­нув ок­но, си­га­нул в мок­рые ку­сты со вто­ро­го эта­жа; здо­ро­во от­бил пят­ки, но вре­ме­ни стра­дать не бы­ло.

Убе­жал за са­рай и спря­тал­ся в ста­рой же­лез­ной боч­ке. Там пах­ло ржав­чи­ной и пле­се­нью, по мне бе­га­ла ка­кая-то мно­го­но­гая ме­лочь, от че­го ко­жа по­шла пу­пы­рыш­ка­ми. Бы­ло хо­лод­но и мок­ро; отец, ру­га­ясь, бро­дил по дво­ру и кри­чал, что­бы я немед­лен­но вы­шел, и то­гда он ме­ня убьет. Ло­ги­ки в этом тре­бо­ва­нии не бы­ло ни гро­ша; отец во­об­ще не от­ли­чал­ся умом, те­перь-то я это по­ни­маю.

Он ис­про­бо­вал раз­ные ме­то­ды: фаль­ши­во сю­сю­кал, что уже ме­ня про­стил и ку­пил шо­ко­лад­ку, а че­рез пять ми­нут по ви­зо­ру бу­дут муль­ти­ки; но я-то точ­но знал, что нын­че втор­ник, по­то­му что вче­ра в шко­ле был урок граж­дан­ствен­но­сти, ко­то­рый по по­не­дель­ни­кам, а муль­ти­ки по втор­ни­кам не по­ка­зы­ва­ют, ибо пост­ный день.

Так он дол­го бро­дил по мок­рой тра­ве, ру­га­ясь и умо­ляя по­оче­ред­но. Был мо­мент, ко­гда я ед­ва удер­жал­ся: по­сле то­го как он при­гро­зил рас­топ­тать мо­дель «От­важ­но­го», ес­ли я не по­яв­люсь немед­лен­но. Но я стер­пел.

Отец ушел, а я тор­чал в боч­ке, по­ка не стем­не­ло. В от­кры­тое ок­но ви­зор орал про мяч на тре­тьей ли­нии: шла транс­ля­ция по­лу­фи­на­ла.

Я по­пы­тал­ся вы­лез­ти: но­ги за­тек­ли и не слу­ша­лись, за­мерз­шие паль­цы сры­ва­лись с края боч­ки, и в ка­кой-то мо­мент мне по­ка­за­лась, что вся моя жизнь прой­дет в этой же­лез­ной, смер­дя­щей ржав­чи­ной и пле­се­нью тюрь­ме. На­со­сав­ши­е­ся до от­ва­ла ко­ма­ры не мог­ли да­же уле­теть: тя­же­ло ды­ша от пе­ре­жо­ра, они пеш­ком спол­за­ли с ме­ня и от­ды­ха­ли на ржа­вых стен­ках. Я со­всем от­ча­ял­ся и со­брал­ся за­хны­кать; но тут жен­ский лас­ко­вый и тре­вож­ный го­лос про­шеп­тал:

– Ты смо­жешь, ты ведь муж­чи­на.

Я вы­брал­ся от­ту­да.

Про­крал­ся в спаль­ню: книж­ки мои бы­ли раз­бро­са­ны по по­лу, план­шет раз­бит. Под но­га­ми хру­сте­ло. Я при­сел на кор­точ­ки, по­щу­пал и по­нял: это бы­ли об­лом­ки мо­де­ли кос­ми­че­ско­го фре­га­та вто­ро­го ран­га «От­важ­ный».

Я ждал вы­пус­ки с ком­плек­та­ци­ей. При­бе­гал к ма­га­зи­ну, ко­гда ули­цы го­род­ка бы­ли еще пу­сты, толь­ко ро­бо­ты-убор­щи­ки ти­хо шур­ша­ли по ас­фаль­ту, и тор­чал у вит­ри­ны. Я со­би­рал «От­важ­но­го» це­лый год. Сда­вал бу­тыл­ки и да­же под­во­ро­вы­вал из от­цов­ско­го бу­маж­ни­ка.