Земля и звезды: Повесть о Павле Штернберге

Его подмывало воскликнуть: «А помните!» — и пересказать Павлу Карловичу тот давний случай в гимназии Креймана, когда он, опоздавший, виноватый, стоял перед учителем, отводил глаза на большую карту, истыканную точечками звезд, с черными буквами по белому полю, — Галактика. Или, если не рассказывать, то отойти все равно куда: к поваленной березе, к свежему пню с четко обозначенными годовыми кольцами — и сделать стойку на руках с вытянутыми в струнку ногами. Но стойку он не сделал и вертевшееся на языке «А помните!» так и не произнес. Павел Карлович с места в карьер заговорил о деле.

— Я очень рассчитываю на вашу помощь, — ответил Виноградов.

— Относитесь к моим мыслям, как относятся к черновику, — попросил Штернберг.

— Я вас слушаю, — нетерпеливо отозвался Виноградов.

— МВТБ по возрасту младенец, — убежденно сказал Павел Карлович. — Но рубашка, в которую младенец одет, уже тесна. Начну с простейшего примера. Сколько бомб вы можете дать дружинникам? Единицы. Ну десятки. Верно?

— Верно, — подтвердил Михаил Петрович, испытующе глядя на Штернберга: «Куда он клонит? И знает ли, что и эти единицы стоят тюрьмы Чесскому, Трухачеву, Комарову…»

— Кустарщина, неизбежная в условиях подполья, не удовлетворит наш голод. Нужны иные масштабы. Иные формы работы…

— Какие же?

— Хитрые. Очень хитрые.

Виноградов, напряженно наблюдавший за Павлом Карловичем, уловил в глазах его то мгновенное лукавое выражение, которое отражается во взгляде, если подумаешь о чем-то сокровенном, не рассказанном, таящем внезапную развязку.

— Повторяю, даю вам черновик, — предупредил Штернберг. — Можете ли вы заказать, скажем, пять тысяч металлических оболочек для детской игрушки Ванька-встанька? Или чего-нибудь другого, придуманного искусней, и получить те самые оболочки, которые нужны для бомб? Причем сделаны они будут в заводских условиях. И риска никакого! Ни одна душа не подвергнется аресту…

Настороженность исчезла в глазах Виноградова. Он сосредоточился, что-то прикидывая.

— Таким образом, мы убиваем двух зайцев, одним выстрелом сразу двух. Во-первых, мы вырываемся из плена кустарщины. Нам нужен размах, соответствующий размаху революционного движения.

Он загнул на руке один палец и посмотрел на Виноградова.

— Во-вторых, мы выводим из-под удара своих людей. Летальные заказы не породят никаких подозрений…

Штернберг загнул второй палец.

Виноградов неотрывно следил за движениями собеседника, будто в них заключался особый, полный значения смысл, а сам уже мысленно подсчитывал заводские, безупречно отточенные оболочки для бомб; подсчитывал, конечно, не единицы, а тысячи, многие тысячи.

«Вот тебе и приват-доцент, вот тебе и астроном!» — думал Михаил Петрович, хотя еще не представлял, каким образом оболочки для бомб удастся заказать на заводе. Может быть, в самом деле ваньки-встаньки? Впрочем, главное — идея. Так всегда говорил его университетский наставник Николай Егорович Жуковский. Если есть идея, остается прикрутить колесики, чтобы она двигалась в нужном направлении… Колесики, колесики… Эх, гайки-винтики!

Михаил Петрович напомнил Штернбергу, что его заботило определение силы взрыва и радиуса действия бомб. У Павла Карловича и на сей счет были соображения. Он порекомендовал «поэксплуатировать эксплуататоров». Как? За Сокольниками есть Мыза-Раевский артиллерийский склад. Есть и полигон. Всяческие испытания описываются, как правило, в журнале Военно-Артиллерийского управления. Если возле склада «случайно» обнаружатся бомбы неизвестного образца, ими заинтересуются… Авось захотят испытать их на полигоне. А испытав, опишут в своем журнале. В конце концов выяснится, какой толщины стены берет ВТБ, на каком расстоянии поражает…

Виноградов взглянул на Штернберга, решив, что, наверное, не случайно природой дана ему такая ладная и могучая фигура, такая копна волос на гордой, большой голове.

Павел Карлович выждал, видя, что Виноградов ушел в свои мысли, потом сказал:

— И еще одно, крайне важные…

Штернберг поднял левую руку, сжатую в кулак, а к ней медленно приблизил правую с полусогнутыми, тонкими, шевелящимися, как щупальца, пальцами.

— Охранка!

После короткой паузы продолжал:

— Охранка действует все изощренней, щупальца ее все опасней. Нам надо быть гибче, изобретательнее, хитрее.

Он взял под руку Виноградова; они прошлись по поляне с рыжеватой травой, остановились возле широкого пня, рядом с которым, от корней, пошли молодые побеги.

— Охранка рада бы вырубить нас, вырвать с корнем. Мы не вправе доставить ей такое удовольствие…

Уловив вопросительный взгляд Михаила Петровича, Штернберг заговорил о глухой конспирации, о необходимости обрубить все концы, способные навести агентов.