Земля мечты. Последний сребреник

Неожиданный удар грома сотряс дом. Дождь пролился с небес сплошной стеной. Свечи в маленькой гостиной потускнели и сразу же вспыхнули снова, как если бы порыв ветра чуть их не загасил, и огромная тень, словно от быстро открывающейся двери, наклонно упала на улицу и луг. Тысячи светлячков поднялись плотным облаком из затененных кустов и понеслись к небу, как метеориты, спутавшие направление.

Джек, Хелен и Скизикс отскочили от окна в задний двор. Что-то холодное в тени оттолкнуло их, словно громадная настоятельная рука, и они сгрудились вместе у крытой дранкой стены каретного сарая, прижались к ней, издалека глядя на полуосвещенное окно. Мисс Флис стояла, как цапля, тощая и неподвижная, она чего-то ждала. Она переливалась, как океанская вода под напором ветра, а потом исчезла вместе с пламенем свечей – все они погасли в одно мгновение. Джеку показалось, что он видит, как схлопнулась угловатая, ровная тень, словно открывшаяся дверь внезапно закрылась. Он весь сжался, стоя у стены каретного сарая под козырьком крыши, с которой прямо ему в ботинки стекали струи воды. Он предполагал, что мисс Флис все еще стоит в темной комнате, что она не исчезла, когда погасли свечи, а только стала невидимой.

Моргнул свет. Кто-то чиркнул спичкой и теперь одну за другой зажигал свечи. Это был Пиблс. Мисс Флис куда-то исчезла. Рука Пиблса тряслась – он едва попадал спичкой в фитиль. Он вытащил одну из свечей из подсвечника и поджег ею остальные, собрал их все в середине стола и поставил рядом с разрушенным пирогом и книгой, как парус торчащей из пирога. Он вытащил книгу и тщательно протер ее уголком скатерти. Потом сунул пальцы в рот, чтобы слизать прилипшие к ним крошки пирога, но тут же передумал и принялся вытирать их тем же уголком скатерти.

Вдруг он резко подошел к окну и выглянул в темноту, постоял так некоторое время, приложив к глазам сложенные кольцами пальцы, потом присел на корточки и посмотрел в небеса. Хелен, Джек и Скизикс стояли неподвижно, надеясь, что темнота и дождь надежно их укрыли. Они видели, как Пиблс сунул книгу себе под мышку и взял пирог. Он прошел на кухню, лениво посасывая палец, и исчез из виду, оставив свечи догорать на столе в гостиной.

* * *

Он выполз из океана на край камня, цепляясь за стебли водорослей, хватая ртом воздух и все еще сжимая в кулаке свою трость. Он держал ее, даже когда отливная волна вынесла его из гавани в открытый океан. Он толком не успел разглядеть лицо того человека, но судя по тому, что он все же разглядел, это был Ларс Портленд. Он вернулся с другой стороны, сомневаться в этом не приходилось. На это указывало слишком многое, а теперь еще и это – некий великан в мастерской таксидермиста, замешивающий эликсир. Никем другим, кроме Портленда, этот человек и быть не мог. Годы, казалось, лишь обострили его ненависть. Будь у него револьвер, он бы дважды убил Портленда под перечными деревьями – один раз за его несчастную жену, а другой раз за его сыночка, который быстро расстался бы со своим драгоценным пузырьком, если бы подмога задержалась хотя бы на минуту.

Они за это заплатят; оба заплатят, прежде чем он закончит свои дела. На сей раз он во что бы то ни стало перейдет на другую сторону, даже если ему придется плыть туда по реке их крови. Он вскарабкался на камень и сел там на корточки, чтобы перевести дыхание. Он устал, очень устал, и не только от погони. Он чувствовал, как его тянет на север вдоль берега, туда, где без него работал луна-парк, его луна-парк. На плато наверняка толчется множество людей, они медлят, вплотную приблизившись к темноте, им любопытна тайная кухня фрик-шоу. Если бы он захотел, то уже через полчаса гулял бы среди них. Но времени у него остается все меньше и меньше. Мимолетные мгновения пожирают затянувшийся солнцеворот. Он чуть ли не чувствовал, как ночь переваривает их, словно вокзал, переполненный отъезжающими и паром готового тронуться паровоза. А ему еще нужно было закончить дела – отомстить за старые оскорбления, встретиться с нужными людьми.

Он пошел по мысу к деревне, хлюпая промокшими туфлями. Он не чувствовал холода, не чувствовал почти ничего, кроме невыносимой усталости, он словно расходовал себя с каждым своим шагом, секунда за секундой, исчезал в ночном воздухе. Ему придется поторопиться.

Он свернул в проулок, который с задней стороны вел во врачебный кабинет доктора Дженсена, прошел мимо бачков для мусора, проржавевших каретных рессор, курятников и пустых площадей, заросших ягодными кустами и дурманом. Он дорогу знает – несколько раз прошел этим путем, когда вел слежку за Дженсеном. И другую дорогу он знает и пойдет ею – доктор ему не помеха, этот лекарь, это свиное рыло, всюду сующее свой пятачок. Он его прикончит и обескровит, прежде чем отправиться на другую сторону, он сделает это просто ради удовольствия, в качестве прощального жеста.