Земля мечты. Последний сребреник

Он увидел дом, врачебный кабинет, освещенный настенными газовыми светильниками. Увидел Дженсена, наклонившегося над секционным столом, над телом парня, которое он, этот идиот, нашел сегодня утром на берегу. Он, вероятно, озадачен, не может понять, какого рода насилие было совершено над ним, какого рода монстр скрывался в ночи, но в то же время доктор прекрасно знает ответ на этот вопрос. Лицемер. Ему, как и всем им, хотелось заполучить Джейн Хендерсон. А когда она вышла за Ларса Портленда, он сделал вид, что принял свое поражение и не лелеет жажды мщения, но Харбин видел его насквозь, он всех их видел насквозь – их лживость, притворную радость, ничтожные, маленькие жизни, разыгрываемые так, будто они не обречены, будто не живут в ожидании неминуемой катастрофы в этом сыром и загнивающем уголке безразличного мира. Харбин сплюнул на землю и прищурился.

Он убрал мокрые волосы со лба и опустил веки, защищаясь от дождя, которого почти не чувствовал. Это было еще одним раздражением в мире, полном раздражений, одним из нескольких, требующих его внимания, молящим о таковом. В кабинете был второй человек, невысокий, в клоунской одежде – в просторных штанах и рубашке, которая мешком висела на нем. Он был отвратителен, таких, как он, нужно было калечить и показывать во фрик-шоу. Эти двое разговаривали, показывали на мертвого парня на столе, покачивая головами. Потом остановились и посмотрели друг на друга. Невысокий протянул что-то Дженсену, два предмета: один из них – бутылочка, кажется, наполненная жидкостью. Они снова заговорили, кивали, отрицательно покачивали головами, серьезно вглядывались друг в друга, словно то, что они делали, имело какой-то смысл.

Харбин ухватился за штакетины идущего вдоль проулка забора высотой до пояса, присел в нетерпении в этом вынужденном ожидании. Он увидел, как Дженсен встал под газовым светильником, надел на палец какое-то кольцо и с близкого расстояния осмотрел его, потом еще раз кивнул, снял кольцо и положил на письменный стол рядом с бутылочкой. Они вышли из кабинета вместе. Харбин поспешил к калитке, опираясь на свою трость и подпрыгивая, почти как ворон, потом остановился и вытянул шею, но этих двоих так и не увидел. Он вошел в калитку, прошагал под дождем до окна. Он услышал хлопок входной двери и понял, что тот, который ниже ростом, ушел. Он мог легко отправиться за ним, пройти следом по вечерним улицам и удушить в свое удовольствие. Но столкновение на улице могло привести к неприятностям, а неприятности могли привести к потере времени, могли без всякой необходимости насторожить Дженсена. Тогда как доктора в конечном счете он хотел убить куда сильнее, чем этого недомерка. Дженсен привнесет некоторую пикантность в эту историю.

Задняя дверь оказалась не заперта. Этот человек был глуп. Неужели он считал себя бессмертным? Сегодня его осенит некоторое знание – в гораздо большем объеме, чем может ему понравиться, – но это принесет ему и немало хорошего. У него будет время предаться философствованию. Они могли бы вызвать его сюда, в луна-парк, на следующий солнцеворот и порасспрашивать о жизни, в которой можно все. Он мог бы назвать состав средства от сыпи, вызываемой сумахом, или порассуждать о загадках периодических таблиц, может быть, почитать им задом наперед. Он мог бы изрядно поразвлечь целую тысячу маленьких грустных человечков.

Харбин проник внутрь, открыв дверь, осторожно неся свою трость, и остановился; капли дождя падали с него на битумные плитки пола. Он с улыбкой осторожно двинулся вперед, прислушиваясь к полутьме и воображая, что ему принесут следующие десять минут. Его слух неожиданно словно заострили на точильном ремне. Музыка каллиопы, шорох и рев печи, треск и стоны аттракционов в луна-парке – все это звучало в его голове, словно присутствовало здесь, подталкивая его вперед.

Он остановился в дверях, посмотрел вдоль коридора в сторону кабинета. Поле его зрения сузилось, словно он стоял в начале длинного туннеля и смотрел, как доктор Дженсен работает там в одиночестве. Дженсен кивнул в сторону маленькой бутылочки с жидкостью. В воздухе пахло чем-то – одуванчиками, смолой, океаном. Ноздри Харбина расширились. От этого запаха у него вдруг закружилась голова. Он бросился вперед, к кабинету, с тростью наперевес. Ему казалось, что двигается он слишком медленно, словно воздух перед ним сгустился. Дженсен повернулся и покачал головой. Он закрутил крышечку на бутылочке, стоявшей на столе, пытаясь задвинуть ее куда подальше, спрятать. Он открыл рот, собираясь закричать. Дужка очков слетела у него с левого уха, очки повисли наперекосяк, когда он попытался увернуться от удара тростью. Он взмахнул руками и стал падать на спину, ударился головой об острую кромку письменного стола, а потом рухнул на шкафчик, наполненный химическими сосудами.