Земля мертвецов

Холмс мог бы им гордиться. В нескольких ярдах от подкопа он нашел свежие зигзаги следов – здесь по-пластунски проползли четверо. Кое-где они приподнимались на четвереньки, а в одном месте решились на короткую перебежку. Когда глаза привыкли, не так уж трудно было идти по следу этой четверки. Изрытая, истоптанная земля была палимпсестом, ожидающим читателя: главное было – замечать только самую свежую запись. Через несколько минут Ватсон добрался до первой воронки, но следы в нее не спускались. Отпечатки сапог, коленей и локтей огибали яму. Зловоние, ударившее ему в ноздри, объяснило причину такого решения.

Дальше он, словно в наказание за самоуверенность, потерял след. Грохот все нарастал – двести пушек? – и глушил все чувства, так что Ватсон с отчаянием понимал, что уже не различает направлений в смоляной тьме. Он сделал несколько шагов, вернулся по своим следам, попробовал в другую сторону. «Не лезь наобум», –  твердил он себе. Проще простого было напороться на проволоку. А дальше – грязная яма могилы или лагерь военнопленных. Скорее, первое.

Скорчившись в грязи, Ватсон ждал подсказки, которая помогла бы сориентироваться.

Далеко не сразу он заметил руку мертвеца, белеющую в луче вынырнувшей из-за тучи луны, и понял, что снова напал на след. Беззащитный в предательском белом свете, он червем сполз по стенке воронки, уйдя ногами в ледяную лужу на дне. Высокие офицерские сапоги помогли сохранить носки сухими, и все равно пальцы на ногах мгновенно заледенели.

Ватсон тщательно, насколько позволяли обстоятельства, осмотрел труп, сдвинул импровизированный кляп. Он различил на лице ужас и кошмарную усмешку, но в бледном свете не сумел бы распознать синюшность. Причина смерти – пуля в черепе. И еще проникающее ранение бедра, по-видимому задевшее бедренную артерию. Этот человек был трижды мертвецом.

Тяжелый снаряд прогудел над головой и разорвался неподалеку, осыпав его землей. Артиллеристы разносят в пыль проволоку и траншеи на той стороне. Подготовка к большому наступлению? Или это блеф? Ватсон не видел, чтобы в окопах готовились к «выходу за бруствер». Майор Тайлер был слишком спокоен, да и лейтенант Ферли тоже. Перед атакой, по всем рассказам, атмосферу можно резать тупым штыком. Вероятно, Черчилль добился своего и начинает атаку, но не на том участке фронта, где британцы обозначили намерение.

Движение, если и начнется, начнется с рассветом. До него еще несколько часов. Дым от разрывов начал затенять луну, свет снова померк. Ватсон чуял едкие запахи аммиака, пикриновой кислоты и летучего толуола от вражеских траншей. Кто-то из артиллеристов запустил осветительные снаряды, обжигавшие глаза резкими красным, белыми и зелеными лучами.

Рядом грохнуло, тяжелая дрожь отдалась в теле. Червяк, зарывшийся в землю… Ватсон старался не терять самообладания, не поддаться зреющему в голове воплю. Другие терпели такое целыми днями, а то и неделями.

И сходили с ума, –  вспомнил он.

Если бы можно было вжаться в землю, заткнуть уши пальцами, пока все не кончится. Так бы он продержался. Но что-то подсказывало Ватсону, что, закопавшись рядом с мертвецом, он уже не встанет.

Вложив пистолет в кобуру, он приподнялся на четвереньки и, выбравшись из ямы, бросился бегом. Взлетела осветительная ракета – в нескольких милях от него, но ее капризная переливчатая краса отбрасывала случайные отблески во все стороны. У доктора появилась тень – недобрый спутник. Потом она снова пропала, слилась с темнотой. В глазах остались блики. Не надо было смотреть на ракету. «Пригибайся ниже, –  велел он себе. –  Мне бы еще воронку – там я и засяду. Слишком я стар для…»

Ноги выбило из-под него, и Ватсон растянулся плашмя. От удара о землю досталось больному ребру – ему даже послышался треск. В бок ударило горячее копье боли. Он не сдержал брани, но сумел остаться на месте, приходя в себя.

Ранен? Нет, боль настигла его после падения. Обо что он споткнулся? Чуть повернув голову, Ватсон всматривался в темные тени позади. И снова бледная кожа выдала то, что он искал. Под ноги подвернулся еще один мертвец – этот глядел в небо, распялив два рта. Де Гриффон убил двоих. Должен быть еще один. Или уже поздно? Думай, доктор, думай. Как бы ты поступил, если бы задумал убить своих? У первого лицо искажено действием алкалоидного яда. У этого, насколько он видит, нет. Их отравили прежде, чем привести сюда? Возможно, яд действует не сразу. Конечно, капитан мог предложить им по глоточку перед выходом. А этот? Или устойчив к яду, или трезвенник. Ох, бога ради, выключите этот адский…

Орудия замолчали. В ушах еще гудело – внезапная тишина оглушала не меньше пушек и гаубиц.

Потом сквозь гул в контуженых барабанных перепонках пробился другой звук. Голос долетал, как дым по ветру. Напрягаясь, Ватсон разбирал отдельные слова:

– …Твой отец был среди них… Семеро в масках… И вот я, как видишь, вернулся отомстить за малютку Энн Трулав. Я Джонни… называется… сельдерей. И олеандр. Почти кончено… улыбка. Сардоническая улыбка. В старину в Сардинии…