Земля мертвых

Корсо зачарованно наблюдал за ней. В ее чертах была дерзость красоты и природной притягательности. Адвокатская мантия служила строгой рамой для этой гармонии, выявляя ее совершенство, как жесткие каноны сонатной формы или правило золотого сечения помогают творить истинные шедевры. Клаудия была создана для мантии и отороченной мехом адвокатской нашивки на плече, для черного шелка и белой манишки, как некоторые японки – для кимоно.

Перешли к первому убийству, с вернувшимся из Юра Жакмаром в роли приглашенной звезды. Корсо больше не слушал. Он разглядывал членов суда. Председательствовал невысокий мужчина с редкими волосами, который, похоже, чувствовал себя немного скованным, творя суд наподобие Людовика Святого под дубом[69]. Его дородность, лысеющий череп, физиономия славного среднего француза в этой гильдии меча и весов[70] придавали ему вид скорее подмастерья.

Слева – генеральный прокурор по имени Франсуа Ружмон, со значком Почетного легиона и орденом «За заслуги», цветущей внешности: много волос, много бровей, много подбородков… Вылитый оратор девятнадцатого века, когда были в моде длинная спадающая прядь, высокий воротничок и тесный жилет под пышным бантом галстука.

Адвокат истца, мэтр Софи Злитан, выглядела скромнее: маленькая, полненькая, лет пятидесяти, она вела себя так, будто она всех держит на крючке, если можно так выразиться. Светлыми волосами и укладкой, словно только что прошедшей через вафельницу, она напоминала Корсо Бомпар во времена их кратчайшей связи. Из тех, кто стреляет без предупреждения.

Свидетели из Юра сменяли друг друга, пока председательствующий не решил поставить точку. В конце концов, Собески заплатил свой долг обществу, а связь с убийствами, фигурирующими в данном процессе, неочевидна.

По-прежнему ни слова от мэтра Мюллер.

Перешли к годам, проведенным за решеткой. Период сибари. Эра Судьи, дипломов и живописи. Новая глава добавила немало яда и извращений. Присяжные всякого наслушались: если забыть про его талант художника, обвиняемый походил на отрицательную карикатуру. Даже его ум, который ни у кого не вызывал сомнений, всегда служил ему для мрачных замыслов и порочных игр.

После допроса, проведенного председателем, генеральный прокурор и адвокат истца даже не потрудились задать дополнительные вопросы начальникам тюрем и бывшим заключенным, а Клаудия Мюллер упорно молчала. Чего она добивалась? Какую линию выбрала? У нее в запасе, похоже, имеется оружие массового поражения, которое сметет все подозрения.

После полудня наступило время психиатров.

Первый пошел в атаку, разразившись поучительной речью. Парень с окладистой бородкой, в свитере с крупным узором нагромождал шаблонные рассуждения, как собирают лего. Хватило бы одного щелчка, чтобы разрушить его построения. Корсо не играл за команду Собески, но он бы и злейшему врагу не пожелал такого мозгокрутства. Медик все понимал и все объяснял – а в результате гора родила мышь. Детство, тюрьма, даже искусство – все предрасполагало обвиняемого к совершению этих убийств, вызревших под сенью его учителя, Гойи. Ау, газетчики, вот вам и сенсация.

Второй, длинная жердь с петушиным голосом, внес свою лепту. Все существование Собески представляло собой долгий процесс жестокости и разрушения, в котором смерть постепенно заменила любовь. Еще одно откровение.

Как ни странно, именно так и думал Корсо, но в устах этих напыщенных лекарей вся аргументация вдруг показалась совершенно пустопорожней. Кстати, ни один ни другой так и не смогли объяснить, почему этот сексуальный хищник не насиловал своих жертв… На самом деле Стефан полагал, вслед за Аристотелем, что «целое больше суммы своих частей» и можно часами препарировать происхождение, поступки и произведения Собески, все равно никто никогда не узнает ни что у него на уме, ни что он в действительности совершил…

Клаудия не дала себе труда опросить экспертов. Она даже не отпустила пары комментариев, которые дискредитировали бы этих клоунов. Что она задумала, черт подери?

Единственное предположение, которое пришло в голову Корсо, – это что она решила поставить на высшую иронию: все настолько изобличало Собески, что это не мог быть он. Двусмысленный парадокс, который довольно опасно предлагать вниманию суда, особенно учитывая его состав: трое упертых судейских и кучка присяжных, для которых это «впервые».

Но у Клаудии был другой план, это точно.

Тюреж его предупреждал: тихушница.

66

– Что за игру вы ведете?

После окончания заседания Корсо выскользнул через служебный вход позади судейских кресел, которым пользовались официальные чины и адвокаты. Он сразу заметил ее внизу лестницы: дылда в развевающемся плаще Зорро (она так и не сняла свою адвокатскую мантию).

Клаудия Мюллер обернулась и ограничилась улыбкой. Ладно. Внесем ясность. Вид этой женщины, ростом под метр восемьдесят, ее поза, напоминавшая изгиб турецкой сабли, ее силуэт, столь тонкий, что казался нематериальным, – все это действовало на Корсо оглушающе, хуже, чем удар кулаком в морду.