Земля мертвых

– Последовательность постоянных включений печи на протяжении ночи с шестнадцатого на семнадцатое июня две тысячи шестнадцатого года доказывает, что они соответствуют процессу ускоренного высушивания недавно записанного старого полотна…

Несомненно, этим занимался сам Филипп Собески, мастер своего дела, виртуоз, гениальный фальсификатор. Конечно, можно было вообразить, что кто-то другой в ту ночь настраивал агрегат и работал с таинственной картиной, но теперь никто в это уже не верил. Перед судом предстал алхимик за работой, а не убийца на месте преступления. Филипп Собески был невиновен в смерти Софи Серей.

Корсо ожидал очередного появления Юноны Фонтрей, но председатель суда вызвал незнакомого персонажа по имени Альфонсо Перес.

В этот момент публика вздрогнула от неожиданности: идущий к барьеру человек был одет совершенно так же, как Собески, в светлый костюм и кремовую шляпу с черной лентой. Этакий двойник обвиняемого, но в более шикарном средиземноморском варианте – и куда лучше сохранившийся.

Альфонсо Перес встал у барьера и оперся на него вытянутыми руками, как человек, собирающийся заказать виски у стойки бара.

– Вы клянетесь говорить правду, ничего, кроме правды, без ненависти и страха; скажите: «Клянусь».

– Клянусь.

Одного слова хватило, чтобы проявился рокочущий акцент.

– Назовите ваше имя, возраст и род занятий.

– Альфонсо Перес, шестьдесят три года, промышленник.

– Вы коллекционер?

После нескольких вопросов и ответов Корсо разобрался в ситуации. Вопреки всеобщему убеждению три «Pinturas rojas» не принадлежали фонду Чапи, а были на время предоставлены ему Альфонсо Пересом, мадридским миллиардером, известным любителем искусства. Именно он, и он один, купил поддельных Гойя.

– Я владею самой крупной частной коллекцией испанской живописи с семнадцатого по девятнадцатый века, – пояснил Перес, выпячивая грудь.

– Эта коллекция формировалась вокруг произведений Франсиско Гойи, верно?

– Нет. Гойя – мой любимый художник, но на рынке его почти не найти.

– Как вы познакомились с Филиппом Собески?

– Я его никогда не видел. В качестве посредника он выбрал уважаемого мадридского галериста, Фернандо Санта-Круз дель Сур.

Председатель поднял руку и произнес, ни к кому не обращаясь:

– Я должен уточнить, что этот галерист скончался от сердечного приступа два года назад. Вот почему вы не увидите его сегодня на свидетельском месте.

Перес снова заговорил и пустился в долгое витиеватое повествование о провенансе – история, которую ему когда-то и скормили, о некой семье, проживавшей недалеко от Quinta del Sordo и владевшей этими тремя полотнами, не имея представления об их авторстве (ни одна из картин не была подписана).

Акцент Переса завораживал. Яростные аккорды мрачной гитары, дикое фламенко, от которого перехватывало горло и слезы наворачивались на глаза.

Одной рукой испанец по-прежнему держался за барьер, а другой уперся в бедро, будто готовясь обнажить шпагу, как истинный идальго. Наблюдая за ним, Корсо осознал две важнейшие истины.

Первая – в фонде Чапи он тогда преследовал Переса, а не Собески. Вторая, еще более ошеломительная – испанец был идеальным подозреваемым. Не потому, что носил шляпу и белый костюм, а потому, что имел мотив: месть. У него вполне могло возникнуть желание уничтожить того, кто его обманул и унизил. Дело не в деньгах – Перес был выше этого, – а в репутации и чести: из-за красных полотен Собески он утратил доверие как коллекционер.

Чтобы взять реванш над тем, кто имел наглость продать ему фальшивых Гойя, испанец убил несчастных девушек с единственной целью – обвинить в этом Собески и законопатить его до конца дней. Он выбрал любовниц художника, связал их, как это делал сам арестант во времена Флёри, и изуродовал жертв под Гойю, опять-таки – чтобы указать на Собески, который никогда не скрывал своей страсти к художнику-дьяволу.

Но эта манипуляция работала в обе стороны: Перес выбрал такие увечья еще и для того, чтобы дать понять мошеннику, кто стал причиной его злосчастий и что ему пришел конец. Эти обезображенные лица, прямой намек на маленькие красные полотна, были посланием, предназначенным не копам или публике, а самому Собески…

В этот момент в голове Корсо всплыли слова Клаудии Мюллер: «Настоящий убийца… Он будет там, в зале, в суде. Вам останется только взять его в конце заседания».

Корсо невольно глянул на адвоката, та плотоядно наблюдала за Альфонсо. Без сомнения, он и есть тот самый подозреваемый, которого она намеревалась кинуть на растерзание суду и присяжным. Конечно же, завтра она вызовет его к барьеру, чтобы постараться изобличить.

– И вы ни разу не усомнились, – продолжал спрашивать председатель Делаж, – в подлинности этих картин?

– Никогда!

Вцепившись в барьер, Перес почти кричал. Под полами шляпы его лицо исказилось от ярости и унижения.

– Отдавали ли вы эти полотна на экспертизу?

– Разумеется! Все существующие на то время тесты подтвердили их аутентичность.