– Не делай этого. – Я покачала головой, чувствуя, как в груди разгорается сильнейшая боль. – Не оскверняй наше слово.
– Это значит, что все предрешено, Люси. Это значит, что все происходящее должно было случиться. Это не зависит от того, во что ты веришь. Нельзя принимать только те события, которые тебе нравятся. Ты должна принимать все.
– Нет. Это неправда. Если к тебе летит пуля, но у тебя есть возможность увернуться – ты не должна просто стоять и ждать, когда она тебя пронзит. Ты должна отойти в сторону, Мари. Ты должна уклониться от пули.
– Мой брак – это не пуля. Это не моя смерть. Это моя жизнь.
– Ты совершаешь огромную ошибку, – прошептала я, и по моим щекам потекли слезы.
Она кивнула.
– Может быть, но это моя ошибка, точно так же, как Грэм – твоя ошибка. – Мари скрестила руки на груди и задрожала, словно ей вдруг стало холодно. – Послушай, я не хотела сообщать об этом вот так… Но я рада, что ты знаешь. Срок аренды скоро истекает, поэтому тебе нужно будет найти новую квартиру. Мы все еще можем ходить на прогулки, если ты хочешь.
– Знаешь, Мари. – Я поморщилась и покачала головой. – Я не хочу.
В жизни нет ничего сложнее, чем наблюдать, как дорогой тебе человек идет прямо в огонь, и тебе остается только смотреть, как он горит.
– Ты останешься с нами, – сказал Грэм по видеосвязи из своего номера в Нью-Йорке.
– Нет, не говори глупостей. Я что-нибудь придумаю. Я начну поиски новой квартиры, как только ты вернешься.
– А до тех пор ты останешься с нами, и никаких «но». Все в порядке. Мой дом достаточно большой. И кстати, мне жаль насчет Мари.
Я содрогнулась от одной мысли о том, что она вернется к Паркеру.
– Я просто не понимаю. Неужели она может просто простить его?
– Одиночество обманывает разум, – сказал Грэм, присаживаясь на край кровати. – В большинстве случаев оно ядовито и смертельно опасно. Оно заставляет поверить, что лучше уж быть с самим дьяволом, чем в одиночестве. Так или иначе одиночество означает, что человек потерпел неудачу, что он недостаточно хорош. Поэтому чаще всего яд одиночества просачивается внутрь и заставляет человека принимать любое внимание за любовь. Фальшивая любовь, построенная на самообмане, обречена на печальный финал – уж я-то знаю. Я был одинок всю свою жизнь.
– Ну и что ты наделал? – вздохнула я. – Ты превратил мое раздражение из-за сестры в желание ее обнять.
Он усмехнулся.
– Прости. Если хочешь, я начну ее обзывать… – Он прищурился и уставился на экран своего телефона. В его глазах промелькнула паника. – Люсиль, я тебе перезвоню.
– Все в порядке?
Он повесил трубку прежде, чем я получила ответ.
Глава 20
Я был мастером рассказов.
Я знал, как на свет появляется великий роман.
Великий роман не предполагает смешивания слов, которые не связаны между собой. В великом романе каждое предложение имеет значение, каждое слово играет свою роль в общей сюжетной арке. Во вступительных строках можно найти предзнаменования будущих сюжетных линий и поворотов. Если читатель всмотрится в текст достаточно внимательно, он всегда сможет увидеть предупреждающие знаки. Он сможет прочувствовать каждое слово, истекающее кровью прямо на страницах книги, и к концу истории будет полностью удовлетворен.
Великая история всегда имеет структуру. Но жизнь не великая история.
Реальная жизнь – это путаница слов: иногда они срабатывают, а иногда нет. Реальная жизнь – это калейдоскоп эмоций, которые едва ли имеют смысл. Реальная жизнь – это черновик романа с каракулями и зачеркнутыми предложениями, написанными карандашом.
Это не было красиво. Это случилось без предупреждения.
И когда роман под названием «Реальная жизнь» решает тебя уничтожить – он без промедлений бьет тебя под дых и бросает твое кровоточащее сердце на растерзание волкам.
Мне пришло сообщение от Карлы.
Она пыталась позвонить, но я перенаправил ее на голосовую почту. Я смотрел на Тэлон.
Она оставила голосовое сообщение, но я его проигнорировал. Я не мог отвести взгляда от глаз Люсиль.
Затем она отправила мне сообщение, которое повергло меня в шок.
Я сел на ближайший рейс домой. Всю дорогу мои руки были сжаты в кулаки, и каждый вздох давался с трудом. Как только самолет приземлился, я поймал первое попавшееся такси и помчался в больницу. Поспешно войдя внутрь, я почувствовал, как в груди разгорается огонь. Это ощущение выбило меня из колеи, и я попытался сморгнуть эмоции, бегущие по моим венам.