Читаем Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века полностью

Такими способами, как этот, я стремилась обрести душевное спокойствие, но мне никогда не удавалось достичь большего, чем небольшая передышка. Я уже начинала верить, что только глупые люди могут быть счастливы, и что жизнь может быть довольно сурова к философам, когда в мою жизнь вошёл огромный новый интерес к науке, и разогнал мою хандру, как солнце разгоняет ночную сырость.

Некоторые из моих друзей в Клубе Естественной Истории хорошо разбирались в принципах эволюционной науки и могли направлять меня в моём необузданном стремлении узнать всё за один день. Я торопилась вывести из совокупности отдельных фактов, которые я узнавала на лекциях, формулу окончательного решения всех своих проблем. Несомненно, требовалось и терпение, и мудрость, чтобы сдерживать меня и в то же время удовлетворять моё любопытство, но опять же, мне всегда везло с друзьями. На меня было истрачено огромное количество мудрости и терпения, меня учили, вдохновляли и утешали. Конечно, даже самый мудрый из моих учителей не смог ни рассказать мне, как зажглась первая искра жизни, ни указать на карте звёздного неба мою будущую обитель. Хлеб абсолютного знания, я и не надеюсь вкусить его в этой жизни. Но изречения моих учителей придали мирозданию более грандиозный масштаб; и мои проблемы, хотя они и усугубились в связи с расширением моего представления обо всех поддающихся описанию явлениях, перешли в разряд обезличенности и перестали меня мучить. Когда я увидела, что жизнь и смерть, начало и конец – всё было частью процесса бытия, мне стало уже не так важно, в какой именно волне потока жизни оказалась я. Если прошлое – это множество похожих вчера, уходящих вглубь непрерывных тысячелетий до самого первого момента, то было несложно представить себе будущее как множество познаваемых сегодня, повторяющихся снова и снова до бесконечности. Возможно также, что искра жизни, которая сохранялась на протяжении геологических эпох, скрываясь под триллионом личин, была достаточно жизнеспособной, чтобы просуществовать ещё одну эпоху жизни на Земле, в такой же мощной форме, как первая или последняя.

Абстрактное мышление категориями вечности и народов, вместо конкретного восприятия отдельных лет и людей, каким-то образом облегчило бремя интеллекта и вновь наполнило меня ощущением молодости и благополучия, которое я чуть не потеряла в темнице моих ограниченных личных сомнений.

Никто, понимающий природу молодости, не будет введен в заблуждение этим кратким изложением моей интеллектуальной истории, считая, что я на самом деле организовала свои вновь приобретенные научные знания в некое подобие столь упорядоченной философии, которую я, ради ясности, изложила выше. Я уже давно вышла из подросткового возраста и повидала в жизни то, что не открывается балующимся стихами девочкам, прежде чем смогла дать какое-либо логическое объяснение тому, что прочитала в книге по космогонии. Но высокие горные вершины обетованной земли эволюции всё же вспыхивали в моем воображении в былые времена, и с их помощью я отстроила мир заново, и он оказался гораздо благороднее, чем когда-либо раньше, и я черпала в нём большое утешение.

Я не стала готовым философом, прослушав пару сотен лекций на научные темы. Из меня даже не вышла готовая женщина. Если уж на то пошло, я стала ещё больше походить на маленькую девочку. Я помню, что была самой весёлой среди моих серьёзных научных друзей, и не было другого времени, когда бы мне так хотелось пошалить, как во время наших выездов на день в лес на поиски образцов флоры и фауны. Прогулки на свежем воздухе, общество доброжелательных друзей, восторг от того, чем я занимаюсь – всё это действовало на моё душевное состояние, как крепкое вино, моё настроение взлетало до небес, и боюсь, я порой доставляла немало хлопот некоторым из наиболее степенных моих взрослых компаньонов. Жаль, что они не могут узнать, что я по-настоящему раскаялась. Хотела бы я, чтобы они знали в то время, что я озорничала из-за избытка счастья и не по злому умыслу раздражала своих добрых друзей. Но я уверена, что те, кого я обидела, уже давно всё забыли или простили, и мне не нужно помнить о тех чудесных днях ничего, кроме того, что новое солнце взошло для меня над новой землей, и что моё счастье было подобно радужной росе.

Глава XIX. Царство в трущобах

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее