Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века

Увы, уроков оставалось не так уж и много. Задолго до того, как мы исчерпали знания реба Исайи, нам с сестрой пришлось покинуть нашего учителя, потому что финансовое положение семьи начало ухудшаться, и от такой роскоши, как учёба, пришлось отказаться. Исайя Писарь успел позаниматься с нами в общей сложности около двух семестров, в течение которых мы учили идиш, русский язык и немного арифметики. Но какой толк был в том, что мы умели читать, если в нашем доме не было никаких книг, кроме молитвенников и другой религиозной литературы, которые были написаны в основном на иврите. Своему умению писать мы тоже находили мало применения, поскольку написание писем не было повседневным занятием, а о том, чтобы просто попрактиковаться в письме мы как-то не подумали. Однако, наш добрый учитель, который гордился нашими успехами, не позволил нам забыть всё, чему мы у него научились. Книг он нам одолжить не мог, потому что у него самого их не было, но что он мог сделать, он сделал – написал для каждой из нас красивый «образец», который мы могли переписывать снова и снова, время от времени, и не терять навыка.

Странно, что я забыла изящные предложения моего «образца», ибо я переписывала их бесчисленное количество раз. Текст был в форме письма, написанного на прекрасной розовой бумаге (у моей сестры на голубой), целая страница чёрточек, переходящих в полукруги, и всё это без каких-либо направляющих линий. Почерк, конечно же, был идеальным, в наилучшем исполнении Исайи Писаря – и выраженные с его помощью чувства были исключительно благородны. От лица ученицы средней школы на каникулах я писала своим «уважаемым родителям», чтобы заверить их в своём благополучии и рассказать им, как, даже наслаждаясь радостями жизни, я всё же тосковала по своим друзьям и с нетерпением ждала возобновления учёбы. Всё это было написано наполовину на идише, наполовину на немецком языке, и звучало совершенно непривычно для Полоцка. По крайней мере, я никогда не слышала, чтобы так разговаривали на базаре, когда я ходила туда, чтобы купить себе семечек на копейку.

Вот и всё образование, что я получила в России. Планы моего отца рухнули по причине затянувшейся болезни обоих моих родителей. Все его надежды вывести детей за пределы интеллектуальных границ Полоцка были растоптаны бедностью – чудовищем, явившим нам свой грозный лик в тот самый момент, когда мы с сестрой встали на путь более широких возможностей.

У нас был лишь один шанс, впрочем, и его мы быстро лишились, продолжить учёбу, несмотря на семейные трудности. Рав^[4] Ложе, услышав из разных источников, что у Пинхаса, зятя Рафаэля Русского, были две умные девочки, чьи таланты растрачивались попусту из-за отсутствия обучения, он очень этим заинтересовался и послал за нами, чтобы самому убедиться, есть ли в сплетнях доля правды. По странной прихоти памяти я ничего не помню ни об этой важной беседе, ни о самом деле в целом, хотя тысяча мелочей того периода вспоминается мгновенно, поэтому я рассказываю эту историю со слов моих родителей.

Они рассказали мне, что рав поставил меня на стол перед собой и стал задавать много вопросов, поощряя меня задавать вопросы ему. Реб Ложе в результате этой беседы пришел к выводу, что я непременно должна учиться в школе. Как мы знаем, государственных школ для девочек не существовало, но обучение нескольких учеников в одной частной школе оплачивалось за счет нерегулярных взносов из городских фондов. Реб Ложе заручился в моём деле влиянием своего сына, который, в силу занимаемой им должности в муниципалитете, имел право голоса в решении вопроса о выделении денежных средств. Но несмотря на то, что он красноречиво просил принять меня в городскую школу, сын рава не смог добиться согласия своих коллег, и крошечная щель в двери возможностей плотно захлопнулась прямо перед моим носом.

Отец не помнит, на основании какой формальности моя кандидатура была отклонена. У моей матери сложилось впечатление, что мне, очевидно, отказали из-за религиозной принадлежности, власти не желали выделять средства на обучение еврейского ребенка. Теперь уже неважно, по какой причине это случилось, влияние на меня оказал результат. Я осталась без учителя или книги в тот момент, когда мой разум был наиболее активен. Я осталась без пищи, когда надвигался голод роста. Мне оставалось только думать и думать без цели и без средств, чтобы разобраться с содержанием своих собственных мыслей.