Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века

Все это я поняла не сразу, а постепенно, сопоставляя факты, и приводя в порядок свои детские мысли. Я отнюдь не была поглощена этой проблемой. Я, как и прежде, от души веселилась и танцевала с другими детьми, но когда заняться было нечем, я погружалась в размышления, сидя у окна. У меня не было ни малейшего желания идти к отцу, обвинять его в неортодоксальном поведении и требовать объяснений. Мне вполне хватало того, что я его понимала, да и привычки секретничать у меня не было. Я ещё была в том возрасте, когда мне было достаточно просто выяснить что-то, и я не стремилась сообщать о своих открытиях. Более того, я привыкла жить в двух мирах – реальном и вымышленном, не делая между ними различий. В одном мире меня окружало много людей – отец, мать, сестра и друзья – и я делала то же, что и другие, и принимала всё как должное. В другом мире я была совсем одна, мне приходилось искать свой путь самостоятельно, и я так сильно сомневалась в себе, что не решалась брать с собой спутника. Неужели мой отец тоже идёт по неизведанной дороге? Тогда, возможно, мы однажды встретимся, и он поведёт меня туда, где я никогда не была прежде, но я не буду первой, кто прошепчет, что я была там. Сейчас мне кажется достаточно странным, что я была такой необщительной, но я напоминаю себе, что с тех давних пор я в корне изменилась по крайней мере один раз.

Я с горечью вспоминаю, что порой моя нравственность была так же слаба, как и религиозность. Я помню, как украла кусок сахара. Это было давно – почти так же давно, как и всё, что я помню. Мы всё ещё жили в доме моего дедушки, когда произошёл этот ужасный случай, и мне было всего четыре или пять лет, когда мы переехали оттуда. Пока мама сама всё не выяснила, мне не хватало смелости признаться в своём грехе.

Это было так: в углу гостиной, у окна, стоял высокий комод с ящиками. На комоде стояла жестяная коробка, украшенная фигурками странных людей с причудливыми плоскими зонтиками – китайская чайная коробка, одним словом. У коробки была крышка. Крышка была плотно закрыта. Но я знала, что было в этой роскошной коробке, и стремилась этим завладеть. Я была очень маленькой и никогда ни до чего не могла дотянуться. Возле комода будто нарочно стоял стул. Я немного придвинула стул и забралась на него. Встав на цыпочки, я смогла дотянуться до коробки. Я открыла её и вытащила неровный кусок сверкающего сахара. Я стояла на стуле и восхищалась им. Я стояла слишком долго. Зашла моя бабушка – или это была горничная Итке – и застала меня на месте преступления с украденным куском сахара в руках.

Я понимала, что поймана с поличным. Какие шансы были у меня на спасение, когда мне пришлось бы лечь на живот, чтобы благополучно спуститься, тем самым подставив надзирательнице наиболее заманчивую возможность для незамедлительного телесного наказания? Я разобралась в ситуации до того, как к моей бабушке вернулся дар речи от ужаса. Тёрла ли я глаза кулачками, хныкала ли я? Хотела бы я сказать, что меня мгновенно охватило чувство вины. Но нет, на меня давила лишь абсолютная уверенность в моей неминуемой гибели, и я тут же ухватилась за свою долю компенсации. В то время как моя пленительница, а я действительно думаю, что это была бабушка, использовала всю известную ей терминологию для выражения упрёка с расстояния, достаточного для того, чтобы её голос долетал до меня с наибольшей эффективностью, я засунула кусок сахара в рот и стала грызть его так быстро, как могла. И я съела его весь, и облизнула свои липкие губы, и на меня снизошли карающие розги.

Я не помню другого подобного отступления от праведности, но я совершила больше мелких грехов, чем лет в моей жизни. Я грешила и не раз избегала наказания с помощью уловок и лукавства. Я не имею в виду, что я говорила откровенную ложь, хотя иногда и такое бывало, но я так ловко выкручивалась, если мне велели повторить моё дурное высказывание, или придумывала такое нелепое оправдание своей шалости, что смех брал верх над правосудием, и почти всегда я получала горсть изюма вместо порки. Если такие успехи культивировали во мне естественную хитрость и двуличие, то я возлагаю вину за это на моих неразумных наставников, и рада в кои-то веки облегчить душу.