Земля обетованная. (Сборник)

И внутри него, возможно, еще более незаметно, белые кровяные тельца, вероятно, подвергались изменению и многократному увеличению количества, чтобы атаковать внутренние органы и изменить их таким же образом, подобно тому, как фагоциты запускают процесс гистолиза внутри куколки, превращая то, что там находится, в плазму, которой питается имаго. Но, что находилось внутри меняющегося тела Руфуса Уэстерфилда, было секретом, запертым в генах, которые время расположило таким странным образом.

Все это называлось регрессом, хотя в каком-то смысле было и прогрессом, если постепенное, уверенное продвижение к цели можно так назвать. Поток времени сузился вокруг него, мчась назад, к источнику.

- Должен заметить, что сейчас ему лет пятнадцать, - заметил Билл. - Точнее сказать сложно - он больше не выходит из комнаты, даже для того, чтобы поесть, и я не вижу его, если только не настаиваю на этом. Он сильно изменился.

- Как именно?

- Его лицо... Не знаю. Оно стало острее и утонченнее, но совсем не по-детски. Его кости кажутся гибкими, все кости... Совершенно невероятно. И у него такой жар, что чувствуется даже без прикосновения. Но, кажется, его это совсем не беспокоит. Он просто большую часть дня чувствует себя уставшим, как ребенок, растущий слишком быстро. - Билл замолчал и посмотрел на свои сплетенные пальцы. - Чем все это закончится, Пит? Когда это сможет закончиться? Таких прецедентов еще не было. Не могу поверить, что он просто...

- Не было прецедентов? - прервал его Морган. - Помню время, когда ты считал, что мы повторяем шаги Мефистофеля.

Билл посмотрел на Моргана.

- Фауста... - неуверенно сказал он. - Но Фауст вернулся в определенный возраст и остановился на нем.

- Мне интересно, - голос Моргана был слегка саркастическим. - Если легенда является шифром, то, может быть, счет, предоставленный Мефисто, имел нечто общее с.... этим. Может быть, то, что в легенде указывалось, как потеря души, походило на то, что сейчас происходит с Руфусом. Возможно, он потерял тело, а не душу. К тому же, алхимики всегда выражались неясно. «Тело» вместо «души» - весьма очевидная замена.

- Слишком очевидная. Мы еще не видели конца. Когда увидим, то узнаем. Я хочу признать, что мораль этого... со слишком большим знанием сложно справиться, не потеряв... ну, что-то важное. Что касается наказания... нам придется дождаться его.

- Гм, - ответил Морган. - Говоришь, он сейчас не похож на ребенка? Вспомни, я вообще не заходил в его комнату.

- Да. Какое бы детство у него... у них ни было, оно сильно отличается от нашего. Но я не видел его достаточно отчетливо. У него там всегда темно.

- Хотел бы я знать, - нетерпеливо перебил его Морган. - Я бы очень хотел... считаешь, у нас не получиться просто войти и включить свет, а, Билл?

- Нет! - быстро воскликнул Билл. - Ты обещал мне, Пит. Мы должны оставить его в покое. Это меньшее, что мы можем сделать. Он знает, понимаешь. Разумом или подсознанием - не могу сказать, чем именно. В любом случае, этот разум или инстинкт наш вид никогда не поймет. Но он единственный в доме, кто уверен в себе. Мы не должны мешать ему.

- Ладно, - с сожалением кивнул Морган. - Мне бы хотелось, чтобы это не был... Руфус. У нас связаны руки. Жаль, что он не просто подопытный. Мне в голову приходят странные вещи. По поводу его... вида. Билл, ты когда-нибудь думал о том, как сильно отличается внешне ребенок от взрослого? С точки зрения взрослого, все пропорции ребенка ненормальны. Мы так привыкли к виду детей, что они кажутся нам людьми даже с рождения, но кто-нибудь с Марса может и не распознать в них тот же вид. Тебе не приходило в голову, что, если Руфус вернулся... в младенчество... затем обратил процесс и вырос, то он, вероятно, вырастет во что-то чуждое? В нечто, что мы даже не узнаем?

Билл поднял голову, внезапно глаза засияли от возбуждения.

- Думаешь, такое и правда могло случиться?

- Откуда мне знать? Поток времени слишком непредсказуем. Руфус мог попасть в поток, несущийся по ходу времени, в любую его секунду. Или не попасть. Надеюсь, что нет, ради его же блага. Он не смог бы жить в нашем мире. Мы никогда не узнаем, из какого мира он попал к нам. Даже его воспоминания и то, что он говорит, оказывается слишком искаженным, чтобы что-то значить. Когда Руфус еще хотел рассказывать об этом, он пытался подставить чужие воспоминания под свою жизнь в нашем мире, и получалась полная неразбериха. Мы ничего не узнаем, и он тоже. Для нас было бы лучше, если бы он не вырос снова. Невозможно представить, как выглядит его взрослая форма. Она может быть также отличаться от нашей, как... как личинка отличается от бабочки.

- Мефистофель знал.

- Думаю, поэтому он и был проклят.

Руфус больше не мог вообще ничего есть. Долгое время он существовал на диете из молока, заварного крема и желатина, но, по мере того, как внутренние изменения увеличивались, терпимость его пищеварительной системы все снижалась и снижалась. Эти изменения уже, наверное, было невозможно представить, поскольку его внешность тоже сильно преобразилась.