Читаем Земля под копытами полностью

Но чтоб поведать про Сластиона, надо сперва о себе немного сказать, для завязки и для кульминации, как говорили на уроках литературы. Я со школьной скамьи кульминацию эту хорошо запомнил, потому что слово это на культиватор похоже. А мне лишний раз вспомнить культиватор — что язык медом помазать. На что мне ваша кульминация, говорю как-то учительнице литературы, вы про культиватор расскажите, мне на роду написано не романы писать, а пшеницу сеять. Учительница рассердилась и написала записку ругательную моему отцу и дала ее Йоське Сластиону, нашему соседу, чтоб он ее бате лично в руки передал. А тот ну прямо на глазах вырастает, когда учительница к нему с поручением, только б угодить. Да чтоб отличили его среди других, похвалили. Это за ним водилось, любой вам скажет, кто с Йоськой учился. Как-то учительница принесла в класс лист ватмана и спрашивает: «Дети, кто плакатным пером может красиво писать?» Сластион тут как тут, выскочил: «Я!.. Я!» Слова никому не дает сказать. А сам этого пера плакатного никогда и в руки не брал. Поручила учительница ему правила написать. Вечером он стучит к нам в окно: выручай, мол, ошибок наделал, стал резинкой стирать — и до дыр протер, что я завтра учительнице скажу? А ты, говорю ему, с края ватман отрезай и на протертое наклеивай, и вообще, когда руку в потолок тянул, тогда у меня не спрашивал, никто тебя силком не заставлял. Приносит он на следующий день эти правила в класс, разворачивает ватман, а весь лист — заплата на заплатке, вроде нашей тогдашней одежонки: чуть тронешь — заплаты отклеиваются и опадают, как листья сухие с дерева. Не ватман, а сито, ей-богу. Уж мы посмеялись тогда, долго те правила вспоминали. Так вот, как только передает учительница дружку моему и соседу донос на мое поведение, я стремглав после уроков из класса и стою поджидаю Сластиона под мостком, чтоб записку перехватить. Он знал про это: ручей вброд перейдет повыше мостков, кругом села обежит, и письмо отцу другой дорогой доставит. Жду-жду его, бывало, да и тащусь домой: куда денешься? А он из своего двора выглядывает, рожа вся сияет от счастья. Теперь, говорит, хоть убей, а поручение учительницы я выполнил. Батька меня уже поджидает — с ремнем в руке. Вхожу в хату и ну бегать вокруг стола! Батька за мной, ремнем стегает. Реву, а сам ору сквозь слезы: «Все одно к трактористам убегу!» И убегал. Повешу сумку с книжками под мостком, а сам в тракторную бригаду. Особенно весной: не шукайте в школе, а шукайте в поле. Как дело ближе к весне, отец начинает ходить в школу, будто на работу: учителя со Сластионом каждый день записки передают. Наконец устал отец лупцевать меня. Пришел из школы, сел у стола, глядит на меня и спрашивает:

— И что из тебя будет, сынку?

— Тракторист, тато.

Утром отправился я, уже не таясь, вместо школы в бригаду: к тракторам воду возить. Весну и лето все провозил, а осенью приехал в колхоз главный инженер МТС. Трактористы просят за меня, чтоб на курсы послали, а он спрашивает:

— Сколько классов за плечами?

— Шесть чуток не доходил.

— А мы теперь только со свидетельством о семилетке на курсы принимаем.

Как сидел я на бочке с водой, так и прикипел к ней, будто автогеном меня приварило.

— И не думай, хлопче, и не мечтай, пока школу не кончишь.

Вернулся вечером домой:

— Мама, где моя сумка?

— Да теленок сжевал, я ему траву в ней давала.

— Шейте новую, утром в школу иду.

И пошел я снова в шестой, в один класс со Сластионом, он-то на год моложе меня, и как один день, до самого выпускного вечера, от звонка до звонка. Только больше не пришлось моему соседу записки от учителей таскать. Хорошо я стал учиться. После школы пошел прицепщиком, потом — на курсы МТС, а с курсов — на трактор, на нем и по сей день. Такая, значит, жизнь моя молодая. Но хватит про себя. Теперь только про Сластиона речь пойдет.

Хитрован был, это все знают. Уроков дома никогда не делал, ждет, бывало, до последнего, чтоб я задачку решил и ему дал списать. Ежели в классе контрольная по вариантам, гнется над тетрадкой, покраснеет весь, а дождется, пока кто-то в его ряду задачу решит и ему шпаргалку под партой передаст. Он свиту свою имел, мы их сластенчиками звали. Известно, в каких достатках тогда росли, а Йоськина мать была на такой работе, что им всего хватало, — то на молочарке, то в кладовой, то в яслях. Что умела, то умела всякие там коржики, лакомства печь. Йоська и подкармливал своих сластенчиков, кто за него задачки решал.

Вкусно у них в хате пахло, до сих пор помню. Что ж еще рассказать, что к делу? Ага, вот деталь. Правильно я говорю? Де-таль. Есть такие детали, без которых мой трактор и не чихнет. Может, и вашему трактору моя деталь пригодится. Бывало, бежит наша босоногая команда купаться. Холодная вода или теплая, кто тогда глядел? Едва снег сойдет, бултыхаемся. А Сластион средь лета подойдет к берегу, палец в воду макнет: нет, говорит, сегодня температура низкая, может быть переохлаждение тела. И сиднем просидит на песке, пока мы купаемся и шалеем в воде.

Такой был.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Супермены в белых халатах, или Лучшие медицинские байки
Супермены в белых халатах, или Лучшие медицинские байки

В этой книге собраны самые яркие, искрометные, удивительные и трагикомичные истории из врачебной практики, которые уже успели полюбиться тысячам читателей.Здесь и феерические рассказы Дениса Цепова о его работе акушером в Лондоне. И сумасшедшие будни отечественной психиатрии в изложении Максима Малявина. И курьезные случаи из жизни бригады скорой помощи, описанные Дианой Вежиной и Михаилом Дайнекой. И невероятные истории о студентах-медиках от Дарьи Форель. В общем, может, и хотелось бы нарочно придумать что-нибудь такое, а не получится. Потому что нет ничего более причудливого и неправдоподобного, чем жизнь.Итак, всё, что вы хотели и боялись узнать о больницах, врачах и о себе.

Дарья Форель , Денис Цепов , Диана Вежина , Максим Иванович Малявин , Максим Малявин , Михаил Дайнека

Юмор / Юмористическая проза