А поцапались мы с ним серьезно в седьмом классе. Вышли старшеклассники на субботник — старое церквище перекапывать. Там школьный сад теперь. Пупок надсадишь — где ни копни, везде кирпич. Вижу, Йоська и тут дурнее себя ищет. Давайте, говорит, соревноваться, кто больше кирпичей выроет, а чтоб без брехни, по-честному все, я записывать буду. И уже карандаш с блокнотиком вытаскивает. Меня всего передернуло. Я и теперь такой: спокойный, что твой вол, но только до поры, а межу переступишь — берегись… Взял я его за патлы (а Сластион тогда длинные волосы отпускал, в город навострился — в техникум поступать, кулинарный или финансовый, толком не знаю), пригнул к земле и как заорал на весь пустырь:
— Бери лопату, стерва ленивая, и пиши лопатой, пока взопреешь!
Этого он мне и по сей день не простил.
Как-то вечером домой иду, весь в мазуте, а тут тетка Мария навстречу, мать Сластиона. «Бедный ребенок, уже и тебя запрягли, — говорит. — А мой Йосип грязь не станет месить, поступит учиться, чтоб другими потом командовать…» — «Сам пусть сначала работать научится, тогда и командовать будет!» — буркнул я и подумал: куда ему поступать, из класса в класс на троечках едва переползал. По-моему и вышло — на первом же экзамене провалился Йося.
Когда создавался в нашем селе музей местной истории, подкатился он к учителю, который этим занимался.
— Вот вам штаны мои милицейские и свидетельство за семь классов. В этих штанах я кровь проливал, а свидетельство об образовании выставьте, чтоб молодежь пример брала, как мы учились в трудных условиях, учитывая послевоенный фактор. Теперь я на виду и место мое — в музее, вместе будем массы окультуривать.
Учитель прямо в глаза ему смеется:
— Какую же ты, Йосип Македонович, кровь в эти штаны проливал, что-то не слыхать было, чтоб тебя ранили на милицейской службе? А свидетельства твоего не можем в музее выставить по той причине, что там одни тройки, а наша обязанность — призывать молодежь к отличной учебе и образцовому поведению. Твой посредственный пример нам не подходит…
После провала на экзаменах отсиживался он сперва дома, а потом взяли его в тракторную бригаду учетчиком. И лета не минуло, такого он нам намерил, что в МТС за голову схватились. Выгнали его из учетчиков, и слонялся Йосип, пока в армию не призвали.
3
Вы меня слушайте! А то люди такого наговорят! У соседа в глазу пылинку видно, а у самого… Дерево от дерева и то разнится, а тут хотите, чтоб человек… Сколько людей, столько и правд. Я вам больше скажу: есть люди, у кого не одна правда за душой, а, можно сказать, сотня. Другому что — абы на трактор сесть, больше ничего и не надо для счастья. А Йосип смолоду много помыслов в душе носил, и все непустяшные. На полную катушку, как теперь молодежь говорит, жить хотел. И рвали его те помыслы на части, как черти в пекле. Без этого Йосипа Македоновича не понять. Крестником он мне доводится, это правда, но я, примером, не защищаю, а хочу, чтоб по справедливости, раз уж он на язык и суд молвы попал. Теперь каждый лезет в прокуроры и в судьи, а Йося сам себя не защитит, потому как в космосе, а может, где и повыше пребывает. Когда наши космонавты прилетели, я им письмо написал, спрашивал про Йосипа, а они мне ответили: мол, там, где космические корабли летают, людей без скафандров, не космонавтов, значит, быть не может, потому что пространство там безвоздушное. Но наш Йосип Македонович такой, что и в безвоздушном сможет, лишь бы на виду.
А Уполномоченный над уполномоченными был, это я могу подтвердить где угодно. Сам его на правленческой бричке возил по полям, и так он мне своими свистами-пересвистами голову прогудел, что сколько уже лет минуло, а и теперь в башке, только на воз сяду, шабаш и танцы-гранцы начинаются. Сколько я этот портфель со свистульками потаскал за ним: бывало, руки уже отрываются, а деться некуда — служба. Ребятенка какого встретим, — давай, командует, глиняную свистульку и загогулину в своих бумагах ставить: я, говорит, тоже подотчетный. Скоро наше село гудело и свистело на весь район. И сейчас еще, ежели признаешься на базаре, откуда родом, рукой махнут: «А, свистуны!..» Я им отвечаю: «Забыли, как на поля сбегались оркестр слушать!» Все в моей памяти, будто в книжке, записано. Как организовал наш Уполномоченный оркестр из уполномоченных, так наш колхоз по всем показателям вперед и рванул, люди с поля не хотели идти, все б слушали игры и песни уполномоченных. Из соседних колхозов сбегались на наши поля работать, чтобы услышать. Так и вышло, что один наш колхоз уже, можно сказать, передовой, а соседи едва плетутся. Потому нашего Уполномоченного срочно в областные сферы и забрали, чтоб, значит, все его слышать могли и вперед идти. А что Мария наша Уполномоченного в район и из района возила, так то правда. Только еще не вся правда. И за Йосипа Македоновича бабское радио зря Уполномоченного упрекает. Он себе такого не дозволил бы — за Марией волочиться.