Земля русская

Костяк нового села составляют женатые, отделившиеся от родителей сыновья. Вот на кого, по единодушному утверждению районных руководителей и хозяйственников, возлагаются главные надежды. В последние годы парни, отслужив срок в армии, с охотой возвращаются домой, условия сложились для них благоприятно. Одна сложность — мало невест. Директор совхоза «Чайка» Николай Иванович Никифоров рассказывал:

— Получилось так, что в год организации совхоза задержались в деревне пятнадцать парней, и тут молодых специалистов прислали, девушек, ну их мигом и разобрали. Первую улицу поселка заселили молодоженами. Они — главная наша сила и моя опора.

Председатель колхоза «Весенний луч» Артур Михайлович Гранков раскрыл «секрет» своих парней:

— Наловчились практиканток уводить. Приедут три-четыре студентки — к осени, глядишь, свадьбы играем.

Так вот и «выкручиваются». Те, что помоложе. А кто пропустил свой срок, тому плоховато. В «Чайке» таких двенадцать. Им уже за тридцать, завести семью не надеются, много пьют, чем еще больше усложняют свое холостяцкое положение. Впрочем, эта группа в село не рвется, живут с родителями в деревеньках. Так что поговорим о женатых.

Мне думается, что те самые дома поселкового типа со всеми так называемыми удобствами, которые упорно навязывали деревне все последние годы, как раз и были рассчитаны на такие вот крестьянско-интеллигентские семьи, в которых муж — высокооплачиваемый механизатор, жена — интеллигентка на окладе, с нормированным рабочим днем, и оба — приверженцы моды «айнкиндер». Впрочем, нельзя сказать, что дом «приноравливается» к семье, скорее, наоборот, он-то и формировал характер молодой сельской семьи. Что это так, позволяет утверждать такой факт, не столь еще частый, но уже и не редкий: как только колхозы начали строить дома усадебного типа, первоочередниками на них оказались те самые семьи, заимевшие уже детей и убедившиеся в неудобности коммунальных удобств. Есть все основания думать, что такое «переселение» будет продолжаться, ибо крестьянское начало все же берет верх. Оно, конечно, не то, что было у старого мужика, — мое подворье — моя крепость, — оно как бы проверено, очищено временем, которое коротко и несколько общо можно бы назвать так: живая связь с землей. Близкое знакомство с семейными, в возрасте до тридцати лет, живущими в квартирах поселкового типа и в домах-усадьбах, позволяет мне высказать некоторые наблюдения. Ну вот хотя бы использование свободного времени. Не так уж его мало, как принято думать, оно лишь распределено неравномерно, но это особенность сельского труда, она была и будет. Так вот, первые, «квартиранты», убивают его почти бесплодно, чаще всего с приятелями за бутылкой. У «усадебников» оно уходит на хозяйство. И такая странность: вторые оказываются более осведомленными, начитанными, с широким кругозором, а самое главное — они во всех отношениях  о с н о в а т е л ь н е е: не поспешны в суждениях, не равнодушны к делам общественным, умеют ценить время и распорядиться им, наиболее добросовестны в исполнении обязанностей. Наконец, «квартирант» легко меняет место, лишь бы светило новое благо, «усадебника» же только особые обстоятельства заставят покинуть гнездо. Дело в том, что первый вкладывает свой труд так и столько, как и сколько вкладывал бы в любом другом месте, второй же еще и свой труд лично для себя вложил в клочок земли, обжил, обиходил и пользуется плодами его. Ему не только жалко  с в о е г о, но он уже не может легко порвать ту самую  ж и в у ю  связь с землей, которая вызрела в душе.

Для того чтобы эта категория действительно укоренилась и стала ведущей в селе, нужны, на мой взгляд, еще кое-какие меры. О них скажу дальше, а сейчас продолжим разговор о «переехавших».

Я уже называл село Ульяновщину совхоза «Кузнецовский». Здесь такая картина: всего рабочих и служащих 240 человек, из них 150 живут в центре, все они приезжие, что называется, с бору по сосенке. Есть из Себежа, те, кому не дождаться квартиры в райцентре, есть с Поволжья, из Ленинградской области, из Белоруссии, из Латвии. О последних, приехавших из Латвии, говорят с похвалой. И вот почему: в голодные послевоенные годы многие уехали из разоренного себежского края в хлебную Латвию и прижились там. А вот детей их, когда выросли, вдруг потянуло на родную землю. Их принимают с охотой. Более того, эту группу, то есть местных уроженцев, уехавших в разное время по разным причинам в города или в другие края, повсеместно стараются вернуть домой.

Село, «сложенное» из разношерстной кочующей публики, конечно, не назовешь еще селом в том смысле, что это единый, со своим характером коллектив. Ему надо уделять и уделять внимание. Надо направленно содействовать сложению добрых традиций и обычаев, ибо по всему видно, что  с в о и м и  людьми Нечерноземью все-таки не обойтись, так или иначе придется звать  ч у ж и х.

Своеобразное время переживает наша деревня. И старого уже нет, и новое еще не сложилось, трудноуловимо, не знаешь, что из него выйдет. Вот, скажем, неожиданное для деревни явление — «приезжающие»…