Земное притяжение любви. Сборник

Потом он дал указание пилоту-стажеру, который находился в салоне в качестве стюардессы, в случае экстренной ситуации после посадки открыть запасной выход и сам возвратился в кабину. Сухотин понял, что члены экипажа обнаружили какую-то неисправность. Он старался сохранять самообладание и не думать о последствиях рейса. Но в голову лезли невеселые мысли. Он вдруг отчетливо увидел доброе лицо матери-старушки, вспомнил Сережку, с тревогой подумал, что в аэропорту его дожидается Люся. Вжавшись в кресло, осознал, насколько хрупка и беззащитная человеческая жизнь, порой, зависящая от непредвиденных ситуаций и стечения роковых обстоятельств.

Сидевшая поблизости женщина не выдержала и на истерической ноте попросила:

–Кофточку мне подайте, в Одессе холодно! Я могу простудиться.

Самолет пошел на снижение. Евгений напряженно смотрел на приближающуюся землю. Она и радовала и пугала его. Потом всем телом почувствовал резкий толчок. Корпус завибрировал и самолет вместо бетонки, коснулся поверхности запасной грунтовой полосы. Сбавляя мощь двигателей, погасил скорость и остановился.

У края полосы с прошлогодней пожухлой травой, сквозь которую пробивалась зеленая поросль. Сухотин увидел красную пожарную машину и три кареты «Скорой медпомощи». К самолету с разных концов аэропорта торопливо приближались люди, среди которых спасатели в специальных костюмах и касках.

«Значит ситуация, действительно, была серьезной», – подумал он. Пассажиры после пережитого страха повеселели. Дверца кабины отворилась и вышел высокого роста пилот.

– Вот видите все обошлось благополучно, если не считать жесткой посадки, – сообщил он с заметным волнением и бледностью лица.

–А что произошло? – спросил кто-то из пассажиров.

–Проблемы с шасси, сигнализация отказала, – ответил пилот, хотя мог бы и посвящать в причину. – Не волнуйтесь, пассажиров до Измаила отправим другим рейсом.

Уже стоя на земле Евгений увидел, как к экипажу Як-40 подходили летчики, пожимали руки коллегам, рассматривали шасси.

Над аэропортом стоял сплошной гул, серебристые лайнеры выруливали на взлетные полосы.

Среди встречавших мужчин и женщин он издали увидел Люсю. Она приветливо помахала ему рукой, в которой держала цветы. В его груди приятно толкнулось сердце.

Он подбежал к жене, обнял ее за плечи. Потом на мгновение отстранил и увидел ее слегка бледное от пережитых тревог лицо. Понял, что она с трудом сдерживает себя, чтобы не расплакаться.

–Люсенька, что с тобой? Не волнуйся, худшее, что могло произойти, уже позади.

Достал из кармана платочек и вытер набежавшие на ее глаза слезы.

–Женя, дорогой мой человек, – прошептала женщина. – Я очень за тебя испугалась, когда сообщили, что по техническим причинам посадка 740-го рейса задерживается. Я поняла, что рискую навсегда тебя потерять. Даже, если бы ты ушел к другой женщине, то это было бы не так больно. Знала бы, что ты жив и могла надеяться на встречу. Пустоты и одиночества не пережила бы.

–Родная моя, я никогда вас не оставлю,– заверил Сухотин.

Они вошли в подкативший автобус. Глядя на жену, на дорогие милые черты ее лица, он понял, что могла произойти трагедия. И только теперь его по-настоящему отхватил страх, но теплое прикосновение Люсиной руки, словно бальзам возвратило ему уверенность и силы.

НОКТЮРН

Тропинка, бегущая среди белоствольных берез, вывела нас далеко за город, где, как утверждал мой брат Виктор, грибов хоть косой коси. Здесь было много солнечных, поросших травой прогалинок и полянок, вокруг которых толпились молодые деревца.

Природа их не баловала, не защищенные от ветров, они выгнули свои тонкие тела, но не утратили завидной красоты. Ветер, как дань, бросал нам под ноги червонцы листьев. Они пестрым ковром устилали тропинку, грустно шуршали, наводя на тихие, как осенняя пора, раздумья.

Стояло солнечное бабье лето, на которое так щедра природа Подмосковья. Вот уже третий день моего пребывания в городе Обнинске было на редкость солнечно и тепло. Пауки старательно ткали серебряные нити паутинок, которые преграждали проходы между деревьями, или затейливыми кружевами висели на сучьях и ветках. Иногда я не успевал смахнуть рукой паутинку и она неприятно прикасалась к лицу. Я, позабыв о грибах, любовался вдовьей хмельной красотой увядания, вдыхал воздух, настоянный, как бальзам, на целебных травах и ягодах.

– Э-э, так ты и до вечера корзину не насобираешь, – услышал я позади себя голос Виктора. Он заглянул в мою небольшую плетеную корзинку, на дне которой было штуки три подберезовика и два подосиновика. Я развел руками: какой, мол, из меня грибник. Но он, не признав моего юмора, досадливо проговорил:

– Дождем пахнет.