Вижу старую кладку ограды, щедро увитую плющом. Улица Митридатская, переулки Боспорские… и древние городища Пантикапей, Мирмекий, Нимфей, Тиритака, склеп Деметры, Царский, Золотой и Мелек-Чесменский курганы … – все вместила в себя многовековая история древнего и молодого города.
За грядой холмов и курганов в ложбине надстройками огромного белого корабля возвышаются девяти и десятиэтажные здания микрорайона Марат. Органично соседствуют старое и новое, представляя каменную книгу города, каждая страница которой исполнена тайны и красоты.
БЕЛЫЕ КРУЖЕВА
Пошли на убыль прохладные вечера и туманные рассветы. Серая невыразительная палитра парков и палисадников стала приобретать торжествующе зеленые краски. Сквозь прошлогоднюю бурую листву из прогретой почвы пробились стебли травы и анютины глазки. И даже в расщелине треснувшего асфальта пробежал зеленый ручеек. Прохожие переступают через него, боясь потревожить хрупкие побеги.
Апрель – пора всевластия весны, пора добрых надежд и светлых ожиданий. В каждом дереве, в каждой былинке неудержим ток жизни. Совсем недавно я видел, как в палисаднике зябли абрикосовые и персиковые деревья. Туман цеплялся за голые ветки, превращаясь в стеклярус, и капельками падал на землю, И вот запенились на дикой алыче белые кружева, розовым факелом вспыхнул миндаль. Это солнце своими лучами – спицами искусно сплело удивительные узоры.
Первая проба акварели. И чем ближе к маю, тем ярче гаммой нежных красок распустятся цветы, дымчатые созвездия душистой сирени.
Отпылает пора цветения. Расплетет ветер кружева, но останется добрая завязь плодов. И, глядя на хрупкие соцветия, думаю о том, как важно, чтобы жизнь человека не оказалась пустоцветом…
НА СЕМИ ВЕТРАХ
Пустынная в зимнюю пору набережная с блюдцами скованных льдом лужиц отогрелась на солнце, оттаяла и теперь манит к себе керчан. Если прежде редко, кто отваживался, кутаясь в пальто и пряча лицо от морозно – колкого норд-оста, пройти от Генуэзского мола до бухты морского рыбного порта, то сейчас встреча с морским ветром, насыщенным запахами йода и водорослей, приятно бодрит.
Иду по самой кромке набережной. Волны гулко разбиваются о бетонную преграду, взрываясь капелью сверкающих на солнце брызг. В пронизанной лучами россыпи на миг вспыхивает семицветие радуги.
Время от времени по фарватеру, обозначенному сигнальными буйками, разрезая свинцовые волны, проплывают в бухту морского рыбного порта сейнеры и траулеры, снуют буксиры – трудяги. Над белыми надстройками траулеров в голубом небе скользят стрелы портальных кранов. Пока еще безлюдна, заполненная в летние знойные дни бронзовыми телами пловцов, водная станция. Отдыхают аккуратно сложенные на причале лодки, катамараны, блестит свежей краской корпус катера. Несколько рыболовов поглядывают на поплавки удочек в надежде на первую удачу. На рынках рядом с серебристой тюлькой уже появились свежие бычки, очевидно, выловленные в Азовском море, в акваториях Борзовки или других рыбацких поселков.
Прислушиваюсь к голосу моря, к его то тихой, то грозной музыке. В памяти всплывает прекрасный рассказ Константина Паустовского «Умолкнувший звук» с его гипотезой о совпадении ритма величавых стихов Гомера с ритмом морских волн. Море и ныне слагает свои песни о древней столице Боспора Киммерийского, стоящей на суровой каменистой земле, на семи ветрах. Свежее дыхание розы ветров овевает ее прекрасное лицо – лицо богини плодородия Деметры.
ПОДСНЕЖНИКИ В ОВРАГЕ
Поросший мелколесьем овраг за ночь продрог. Но вот мартовское солнце щедро разлило яркие лучи, распахнуло холмистые дали Старокрымского леса. Я у самой его границы, где начало уходящих под сень деревьев тропинок. На прогретых склонах снег сошел, лишь в глухих рытвинах в тени белея лоскутами. Через неделю-другую проклюнутся крохотные пестрые цветочки, словно нежные крапинки на сочном изумрудном холсте. Осторожно по каменистым, покрытым мшистой празеленью выступам, спускаюсь на дно оврага.
В лицо веет прохладой. Под кустами орешника, шиповника, тамариска и диких яблонек лежит потемневший снег. Влажный и льдистый. И вдруг чудо – у самой кромки я вижу два зеленые стреловидные листочка и белые еще плотно сомкнутые хрупкие лепестки подснежника. Он словно замер, раздумывая: не рано ли проснулся? Может еще возвратится стужа? Но вечный закон природы твердит ему: пора!
«Странное дело? – размышляю я.– Почему первые подснежники появляются в самых затененных местах, куда и солнечный луч проникает с трудом, а не на прогретых склонах? Наверное, разгадка в названии».