Земное время №2 2016

Ноябрь над городом распахнут, словно двери
в клубящийся котел дождей и синевы.
Когда неприбранные жесткие деревья
выпрастывают ветви из листвы,
лохмотья птичьих крыл полощутся за ними,
и оголенные сады въезжают в зиму,
как на грузовике везут вповалку мебель —
столь откровенно выворочен быт,
лишь кое-где подоткнутый рогожей,
и стульев ножки выпирают, будто рожки.

Вчерашней ночью возле ателье проката

мне показалось: я здесь жил когда-то.
Манившая меня издалека,
над ателье зеленая реклама
напоминала о квартире коммунальной,
о самодельной мебели, долгах,
о счастье безрассудном и непрочном.

Но я искал слова для осени и ночи.

Прохожий прикурил на лунном перекрестке,

где тени падали внахлестку, словно доски,
с paзлапистых безлиственных коряг.
Свет облизнул лицо с поспешностью собаки,
и рваной маской проявился лик во мраке —
неузнаваемо глубокий, точно мрак.

Переплетенье на лице темнот и бликов

перемешалось в густоте равновеликой.
Упрятанный в горсти, обычной спички блиц
открыл спокойствие раздумий непомерных
и одиночество, приравненное к смерти, —
изнанку, общую для миллионов лиц.

И три секунды жил осколок света,

мятущийся на деревянном стебельке,
зажатый в медной напросвет руке.
По каменному желобу проспекта
прохожий удалился, волоча
дым, словно плащ, свисающий с плеча.

Сегодня ночью прекратился листопад.

Добыча ветра копошится под ногами,
хитиновые желуди хрустят.

И кто-то высоко над нами спичку зажигает,

и озаряет до последнего листка
взаимодействие цепей тончайших.
Всеобщую проверку делает наладчик,
зажегший спичку, не имеющий лица.

А ночь колышется и раздувает жабры,

в глубоководном сне плывет громада-ночь.
Горит провал небес, как челюсти, разжатый.
До бездны звезд умом дотронуться невмочь.