Совет, несомненно, был дельным, но прямо сейчас у меня не было никакого шанса ему следовать: леди Присцилла и госпожа Тересия жаждали узнать многое, правда, моя персона интересовала их в меньшей степени, чем мир, откуда эта персона явилась. И если Тересия удивленно поохала, узнав, что мне непривычно в платьях, потому что в своем мире я предпочитала более удобную, пусть и менее женственную одежду, то Присцилла задавала совсем иные вопросы: про скорость жизни, про мои привычки, про то, каково было мне, девушке не из аристократичекого рода, получать образование — почему-то именно этот факт удивил ее больше всего остального.
— В моем мире мало аристократов, — сказала я. — И образование доступно всем. Школы, библиотеки, интернет…
— Интернет?
Я сделала глоток чая, мысленно проклиная себя за длинный язык.
— Мне сложно объяснить, что это.
— Так попробуйте, — Присцилла коротким жестом поправила оборку на платье, словно та нарушала гармонию мира как минимум. — Так уж и быть, я постараюсь понять.
Видимо, въедливое любопытство — тоже от нее.
— Представьте себе, что существует способ хранить любую информацию: рисунки, звуки, что угодно, кроме запахов, — в виде, эмм… шифра, записанного на… специальной материи. Этот шифр способны распознавать специально созданные машины, — господи, надеюсь, у них есть это понятие. — Они воспроизводят все это, показывают, как… эм, зеркало, к примеру. Машины связаны друг с другом, и ты можешь из дома попасть в хранилище почти любой библиотеки, которая заранее подготовила такое хранилище.
Присцилла пару раз моргнула, глядя словно бы сквозь меня. Глаза у нее тоже были желтыми, правда, мне показалось, возможно из-за освещения, что их цвет чуть уходил в более бледный, холодный оттенок, чем у Кондора или его отца. Смотрелось это жутковато.
— Потом эти люди будут говорить, что у вас нет магии, — едко прокомментировала она мои слова.
— У нас нет магии, это наука, — ответила я, но подумала, что, наверное, объяснить, как именно работает мой мобильный телефон, я бы никогда не смогла, как мало кто из местных обывателей мог объяснить, почему достаточно щелчка пальцев, чтобы кристаллы в люстре начали светиться.
— То есть, вы действительно не знали, что у вас есть Талант? — спросила она с тонкой улыбкой, и чуть склонила голову набок.
— Если я и мечтала об этом, когда попала сюда, — ответила я примерно так же, как парой часов ранее отвечала Парсивалю, — то не смела всерьез на это надеяться.
— А вам это казалось заманчивым? — она склонила голову в другую сторону.
— А вам бы на моем месте не показалось интересным научиться тому, чему при иных обстоятельствах вы бы никогда не смогли научиться?
— Вопрос на вопрос, неплохая тактика, — Присцилла выпрямилась и расслабленно откинулась на спинку кресла. — Как она тебе, Терри?
Тересия, немного притихшая во время нашего с Присциллой разговора, встрепенулась, как сонный котенок, и открыла рот — но что-то сказать смогла не сразу. Кажется, вопрос Присциллы застал ее врасплох, и сейчас бедная госпожа Хоэрт пыталась сообразить, какой ответ ей дать. Возможно, подумала я, она выбирает между выражением искреннего отношения и тем, что, по ее мнению, устроит ее леди. Тересия поджала губы, бросив на меня короткий и чуть виноватый взгляд исподлобья.
— Хорошая девочка, умная, пусть и ершистая, — ответила она, выпрямляясь. — Прис, не стоит быть такой строгой к бедняжке.
Кажется, в игру вступил хороший полицейский.
— Я совсем к ней не строга, дорогая, — Присцилла коротко хохотнула. — Строга я была к той глупышке, которая пару лет назад рвалась стать леди дель Эйве, не задумываясь над тем, насколько ее умственные способности соответствуют такому высокому статусу.
Уж не знаю и даже знать не хочу, к старшему или к младшему, но, кажется, эта женщина на свою территорию никого лишнего не пропустит. И, видимо, у меня есть все шансы быть сожранной заживо, учитывая, что намереваются провернуть Парсиваль и Кондор.
Хотя Тересию тут терпят.
— Расскажите мне, леди Лиддел, а вы оставили по ту сторону кого-нибудь… близкого? — спросила Присцилла, продолжая улыбаться так, словно всаживала мне нож между ребер.
В глазах ее не было светского равнодушия или участия, в них было то самое любопытство и какой-то странный для меня азарт, словно бы каждая реплика, обращенная ко мне, была частью какого-то давно придуманного и продуманного опросника для любой из девиц, попадающих в этот дом, — вне зависимости от намерений, с которыми девицы в этот дом попадают. И вопрос, который сейчас прозвучал, был болезненным, намеренно заданным именно для того, чтобы сделать больно, потому что даже не знай я то, что узнала несколько дней назад, напоминание об оставленных по ту сторону зеркала близких людях — это немного не то, что мне было нужно.
— Конечно, оставила, — сказала я. — Родители, сестры…
— Само собой, — она лениво отмахнулась. — Я о другом.
Нет, у Кондора его нетактичность обычно не настолько… намеренная.
— Я могу не отвечать на этот вопрос?