Зеркала

Несмотря на то, что никто действительно не запрещал мне свободно передвигаться по дому, я выходила из комнаты в страхе и трепете, чувствуя себя так, словно бы отправилась не в библиотеку, а на поиски неприятностей.

Корвин попытался спикировать и устроиться на моем плече, но я испуганно замерла, когда его когти царапнули кожу через ткань, и ворон улетел вперед по галерее, каркнув что-то, кажется, с оттенком извинения. Потом он все время оказывался чуть впереди, словно бы решил сопровождать меня или показывать путь. Мне нужно было только иногда открывать ему двери.

К счастью, я не встретила Присциллу. К несчастью, в гостиной, через которую мне пришлось все-таки пройти, все еще сидела Тересия. Она оторвалась от вязания и посмотрела на меня, расплывшись в доброжелательной улыбке.

— Я в библиотеку, — сказала я, потому что просто пройти мимо показалось мне страшно невежливым.

— О… — на мгновение мне показалось, что Тересия расстроилась, но ее улыбка стала шире. — Конечно, Мари, идите, — она посмотрела на Корвина, который вцепился когтями в штору. — Я могла бы указать вам путь, но, к счастью, у вас уже есть проводник.

Видимо, я была права в своих догадках.

— А платье вам чудесно подошло, — добавила она, близоруко сощурившись.

Я пробормотала какие-то слова благодарности в ответ, понимая, что меня пытаются втянуть в совершенно бессмысленную беседу. Но Корвин щелкнул клювом, словно бы намекая, чтобы я не отвлекалась от цели, и я с затаенной радостью бросилась открывать следующую дверь, кивнув леди Тересии на прощание.

Она вернулась к своему вязанию.

В библиотеке было прохладно и все еще светло. Снаружи рассеялись тучи, и выглянувшее солнце играло в цветных стеклах, падая на паркет яркими пятнами там, где по краю потолка были крошечные витражи. Корвин устроился на высокой спинке кресла, стоящего у камина, и подойдя ближе, чтобы попытаться щелчком пальцев разжечь огонь, я заметила что на ткани очень много зацепок и петель, оставленных птичьими когтями.

— Любимое место? — спросила я как-то автоматически, не думая, ответит он или нет.

Почему-то тот факт, что птица вдруг заговорит на человеческом языке, меня не пугал.

Ворон снова щелкнул клювом и принялся наблюдать за моими попытками разжечь огонь. Безрезультатно. Я плюхнулась в кресло, тяжело вздохнув, поставила локти на колени, обхватив ладонями лицо, и принялась гипнотизировать камин, словно бы под моим тяжелым взглядом пламя все-таки должно прорасти среди свежих, аккуратно уложенных дров.

Вроде как я понимала, зачем я сюда шла, но оставшись наедине с птицей, сотнями книг и потухшим камином, я растерялась. Стоило с чего-то начать, определенно, только вот для того, чтобы что-то начать, мне нужно было подняться с места, а меня словно бы каменной плитой придавило.

Когда Корвин хрипло каркнул и сорвался со спинки кресла, чтобы перелететь куда-то к стеллажам и усесться на один из них, я вздрогнула от неожиданности. Ворон каркнул еще раз, громче и более резко, привлекая мое внимание.

— Это намек на то, чтобы я заглянула в шкаф? — вслух спросила я.

В ответ раздалось что-то вроде «ур-р-р», прозвучавшее настолько утвердительно, что я удивилась, но встала с кресла, подошла к стеллажу и открыла стеклянную дверцу. Корвин наблюдал за мной сверху, свесившись и склонив голову набок.

— У вас с хозяином, кажется, одинаковые привычки, — сказала я, разглядывая корешки книг и пытаясь понять, что тут есть вообще и что я должна выбрать. По мнению птицы, да. Дожили.

— Ур-р, — ответил Корвин.

— Едят ли птицы кошек? — пробурчала я. — И закусывают ли маленькими непонятливыми девочками? Слышь, — я задрала голову, — ворон черный, ворон вещий, на что ты намекаешь?

Корвин совершенно натурально кашлянул, словно протестуя против моих домыслов, и выпрямился, перестав висеть на стеллаже, но все еще следил за мной. А вот я через пару минут поняла, что серьезно сглупила: на третьей из пяти полок оказались сборники сказок и легенд, а среди них — знакомый корешок и темная кожаная обложка. Я не без труда вытащила «Истории о золоте и железе», более потрепанные, чем тот экземпляр, который остался в Замке, и снова задрала голову:

— Спасибо!

И я могла бы поклясться, что ворон кивнул, еле заметно наклонив голову.

«Историй о золоте и железе» было тринадцать, и авторы их пожелали остаться неизвестными, как и составитель. Короткое предисловие напоминало читателю, что сказки всегда были способом изящно передать некую истину, спрятанную в примитивных символах, и поэтому любую из «Историй» можно было прочитать несколькими способами: как ребенок, как взрослый и как чародей. Ребенок, говорилось там, увидит недосказанное, поймет его, но не сможет в полной мере осмыслить, потому что он открыт миру, но не знает его. Взрослый — осмыслит лишь то, что явлено на поверхности, но золото для него останется золотом, а железо — железом, потому что он знает мир, но не открыт ему. А чародей, конечно, признающий бесконечную глубину мира, непознаваемого человеческим разумом, найдет свои собственные смыслы — именно те, на которые ему хватит знаний.