Зеркало Андромеды

Все до единой картины Кларенс тщательно осмотрел и сфотографировал камерой коммуникатора. Ему показалось, что и глядеть-то особо не на что: девушки и юноши в разных позах и одеждах… иногда совсем без одежды, в разном окружении. Вот молодой человек вперился сосредоточенным взглядом в экран непонятного агрегата, а вот красавица-дева с идеальной фигурой – Чара Нанди собственной персоной, мчится на доске по океанским волнам. Герои картин работали, отдыхали, лазали по горам, наслаждались морем и солнцем. Но во всем совершенстве строгих линий, контуров и цветов не было ни грамма фантазии. Художник рисовал только то, что видел на самом деле, не отступая ни на йоту от почти фотографической точности образов.

- Как тебе выставка? – Чара едва только не подпрыгивала от нетерпения, желая услышать мнение пришельца. – Все это написал мой друг Карт Сан. Я одна из его моделей.

- Течет река, моя река. Бегут таньга, мои таньга, - резюмировал Кларенс частично на Галактическом языке. – Акын второго уровня: о чем вижу, о том пою.

- Не поняла. Тебе не понравилась?

- Почему же? Неплохой реализм. Даже, я бы сказал, гиперреализм. Техническое совершенство. Но почему мастер не добавил ничего от себя? Где авторское видение? Где душа этой… мазни?

- Из живописи мы убрали все ненужное – как и из остального искусства. Любые дополнения испортят совершенный образ, который должен зафиксировать художник. В старых картинах много лишних деталей. От этого мы избавились, оставили в прошлом. Наше искусство оттачивалось веками, сама эволюция сделала его идеалом.

- Я мало разбираюсь в картинах, но… как же авангардизм, абстракционизм, кубизм, наконец? Я как-то видел портрет Клетчатого – вот где настоящее искусство! – Кларенсу вновь пришлось перейти на Галактический. Он не нашел в «новом» земном языке аналогов этих слов.

Чара Нанди, впрочем, догадалась о смысле сказанного:

- Если ты говоришь об искусстве Эры Разобщенного Мира, то можно обратиться к Веде Конг. Она историк.

Неловкое молчание прервал темноволосый молодой человек. Он появился из боковой двери, подошел к Чаре и тронул ее за плечо. Девушка отошла в сторону и несколько минут беседовала с ним, потом вернулась назад.

- Зарт Сид сказал, что исполнитель задерживается. Концерт перенесли на два часа. У нас есть время искупаться в море и отдохнуть. Бегом на пляж!

Обеих подруг словно сдуло ветром. Кларенс бросился вслед за ними, добежал до морского берега и, потрясенный, остановился. Он никак не ожидал увидеть столько наготы.

Девушки и юноши, мужчины и женщины, пары и одинокие – все купались голышом, побросав одежду на берегу. Загорелые фигуры мелькали в волнах. Никто не стеснялся своего тела. Впрочем, даже люди в возрасте, несмотря на проседь в волосах, выглядели подтянуто и упруго, словно возраст их не коснулся. Ни одного отвисшего клочка кожи, ни одной не предназначенной природой выступающей части тела. Ни капли жира: только мускулы, кубики пресса, плоские животы, мужские достоинства и женские прелести. В самом деле, землянам с их совершенными формами скрывать нечего!

Ингрид и Чара сбросили легкие платья и кинулись в море. Кларенс остался на берегу, наблюдая за всеобщим весельем.

- Что же ты стоишь? Раздевайся, иди к нам! – крикнула Ингрид.

И вдруг наступила тишина. Умолкли звонкие людские голоса, стих плеск воды. Даже шум прибоя, казалось, сбавил несколько децибел. Десятки пар глаз уставились на пришельца из другого мира, одетого в мятые армейские китель и брюки. Сам же Кларенс чувствовал себя так, как если бы заявился нагим на заседание Ученого совета.

- Я… не могу, - выдавил он, доставая из кармана кепку. – Не могу!

- Почему?! – разом воскликнули Ингрид и Чара.

- Обгорю до волдырей. У меня кожа не переносит ультрафиолет. Я же керианец. Мой родной мир холоден и вечно засыпан снегом.

Ингрид вышла из моря. На ее груди и бедрах сверкали капельки воды. Она положила Кларенсу на плечо мокрую руку. Он не почувствовал ее сквозь толстую бронеткань.

- Есть же крем от солнца. Ты мог бы им воспользоваться.

- Не хочу, - Кларенс развернулся и побрел назад, на выставку. Среди нарисованных людей он чувствовал себя куда лучше.

Концерт, как и заявил Зарт Сид, начался через два часа. Просторный зал был забит до отказа – все хотели послушать и оценить новинку. Некоторые пришли прямо с пляжа, правда, они все-таки накинули легкую одежду.

Музыка не впечатлила Кларенса. Конечно, маэстро Линг Чан виртуозно играл на электрическом пианино. Переливчатый голос Чары обволакивал, неотделимый от ее трепетного танца. Мелодии звучали и сложно и просто одновременно, вот только они оказались навязшей в зубах вариацией классики, в которую умудрились засунуть нотки народного творчества. От этого странного сочетания сводило челюсти.

После концерта Чара попросила Кларенса выйти на сцену и оценить выступление от имени его цивилизации.

- Колотушка тук-тук-тук, спит животное паук. Профессиональненько, но тоскливо, - Кларенс не улыбнулся. – А есть что-нибудь повеселее? Рок-н-ролл, симфоник-метал или хард-рок?

Раскосые глаза желтолицего Линг Чана стали круглыми.