Зеркало для героев

— Ты умеешь читать, — сказала Сулис, протягивая Аноне тонкую полоску свинца. Она узнала руку Юлии Домны в нацарапанных словах, но прочитать целиком не смогла — в глазах мутилось от страха, буквы прыгали. «…Анону… сбежавшую… любила, как дочь… поразить проклятием… молю богиню…». Пластинка выпала из ее пальцев, зарылась в густую пыль.

— Она принесла мне жертву, на которую я не могу не ответить, — сказала Сулис Минерва, прикрывая сияющие глаза тяжелыми веками. — Бросив эту пластину с проклятием в мой источник, Юлия Домна перерезала себе горло. Моя вода приняла ее кровь. Таков древний завет. Поднимись, рабыня.

Только с третьей попытки ей удалось подняться на трясущиеся ноги. И тут она поняла, что ужасное — чем бы оно ни было — случится все равно, прямо сейчас, независимо от ее страха, и что его следовало обуздать, пересилить, остаться человеком.

— Мое имя — Лиона, — сказала она, глядя богине прямо в ужасные глаза. Нечеловеческие губы искривились холодной улыбкой. Девушка закричала, как будто ее сжигали живьем, ее одежда задымилась, плоть съеживалась, кости искривлялись. Через несколько секунд на дороге шипела и корчилась крупная черная кошка.

— Ты мила мне, Лиона, — сказала богиня. — Я почтила жертву твоей хозяйки, но я сделаю тебе два подарка. Две ночи в году, после солнцестояния, ты сможешь приходить к тем, кого любишь, женщиной до рассвета. И я создам и брошу в свой источник ключ от твоей тюрьмы, — богиня оторвала белый стеклянный диск с оранжевым огнем внутри от каймы своей тоги, наклонилась к дрожащему животному, приложила к голове между ушей. — А теперь беги, кошка, и знай — тебе никогда не умереть. Будет так.

Сулис хлопнула в ладони, воздух задрожал, море всколыхнулось, хлынуло на берег с тяжелым ударом. Черная кошка с белым круглым пятном на голове подскочила и помчалась к лесу.

— А он что сделал? — спросил Денис, откусывая теплое яблоко. Они сидели на теплой черепице крыши, отсюда видны были высокие здания в центре База, куда они сегодня ездили по музеям и в магазин. Он попросил маму взять Шеннон, она легко согласилась, они отлично провели время — ели мороженое (мама нервно рассмеялась и воздержалась), катались на пароходике, слушали уличных музыкантов.

— Он же ее полюбил, понимаешь? — сказала Шеннон с придыханием. — Если тот, кого любишь, заперт в тюрьме, и где-то есть ключ, конечно, ты будешь искать ключ. Он и искал. Всю жизнь. У него был авторитет как у инженера — он внедрился во все местные раскопки, затеял несколько своих. Нашел множество монет, украшений, посуды, стал очень известным археологом-любителем. Но так и не смог найти белый диск с оранжевым огнем внутри.

— А она?

— Она пила молоко, спала на солнышке, гуляла сама по себе, кроме одной ночи летом и одной ночи зимой. Кошки ведь времени не чувствуют. Она свои две тысячи лет тоже почти не замечала и не помнила, пока Джона не полюбила.

Денис доел яблоко, бросил огрызок вниз. Он ведь, можно сказать, выучил английский язык, тренируясь на кошках. Репетитор Татьяна Михайловна держала трех — Чарльз-Диккенса, Джеймс-Джойса и Шарлотту Бронте. «Моя кошка есть серая, она любит рыбу. Кот имел попитие сливок. Его морда есть мокрая. Рыжий кот съест рыбку вначале, а потом будет попивать молоко. Язык на альвеолах, Денис, и следи за межзубными звуками.»

Снизу раздался недовольный вскрик, во двор шагнул мистер Конноли, прищурился вверх.

— Кто там мусором бросается? Шеннон, я тебе миллион раз запрещал залезать на крышу! Денис, тебя мама искала.

Денис отметил, что мистер Конноли за последние четыре дня стал выглядеть намного приличнее и перестал быть похож на неряшливого лешего. Седые волосы он теперь зачесывал назад, а бороду немного подровнял.

— Твой папа совсем старый, да? — спросил он, поворачиваясь слезать по лестнице.

— Вовсе нет, — горячо ответила Шеннон. — Он седеть еще в школе начал. А в колледже когда учился, был уже совсем седой. У него даже кличка была — Ртуть, «быстрое серебро», из-за волос.

— А сейчас он какой, медленное серебро? — неловко пошутил Денис.

— Сейчас, пожалуй, да. Куда более медленное, — кивнула девочка.

Они слезли с крыши и пошли переодеваться к ужину — мистер Конноли готовил традиционную английскую запеканку и свой фирменный тирамису, который мама выразила большое желание попробовать.

Денис с мамой были единственными постояльцами «Семейного Пансиона», поэтому весь кулинарный талант мистера Конноли был предназначен только им. Также только для них были хрустящие скатерти, дорогой красивый фарфор («День, разобъешь — убью», — прошептала мама), горящие свечи и (для взрослых) бутылка красного вина старше мамы, с длинным выпендрежным названием. Мама чокалась с мистером Конноли и звала его Джастином.

Денис и Шеннон хихикали — они столько разговаривали о чужой любви в последние пару дней, что им вполне понятно было, к чему идет дело.