Зеркало наших печалей

В конце дня она набрала достаточно всего, чтобы переодеть троих детей (пришлось еще раз отстоять очередь к колонке в самом центре города) и накормить двоих. У нее имелось: три пеленки, килограмм яблок, английские булавки, метр бечевки. Один молодой папаша тайно от жены отдал Луизе летний костюмчик, но он, к сожалению, оказался велик мальчикам. Еще она нашла кусок брезента, свернула его в трубку на случай дождя и положила в тележку, хотя с трудом справлялась с ней. Отпопрошайничества до воровства один шаг. Луиза начала присматриваться к коляскам: долго стояла на одном месте, как будто ждала встречи, а сама наблюдала за матерью, которая на минуту оставила коляску на тротуаре. В последний момент передумала и быстро ушла, стыдясь не намерения украсть, а своего малодушия. «Я была бы никудышней матерью…» – думала она, напевая колыбельную малышке. Окружающие принимали ее за сумасшедшую.

Поздним вечером силы закончились.

Луиза невзлюбила город, потому что чувствовала себя здесь «нищебродкой» (это было словечко мсье Жюля). Она решила уйти и попытать счастья в деревне, может, хоть там найдется приют для детей. Ей советовали сходить в префектуру, она же думала оставить малышей на какой-нибудь ферме, но потом вспомнила извергов Тенардье из «Отверженных», отказалась от этой мысли и направилась в Вильнёв.

У девочки снова начался понос, пришлось дважды менять пеленку, на подгузники ушли все тряпки доброй женщины из кафе, животик у малышки вздулся, она жалобно плакала и выглядела совсем больной.

Начался дождь, крупный, грозящий перейти в ливень, небо почернело. Ехавшие мимо машины то и дело обдавали Луизу водой, и ноги у нее заледенели. Она попыталась защитить детей, соорудив навес из куска брезента, но ветер сорвал его, и он полетел вверх, крутясь, как воздушный змей. Пришлось пожертвовать оставшимися пеленками и накрыть малышей, которые так испугались грома, что орали, срывая голос.

«Нужно где-нибудь оставить близнецов… Вернусь назад, зайду в церковь и… Я же их подобрала, найдется кто-нибудь еще, другой добрый человек…»

Луиза плакала, и дождь смывал ее слезы, заливал дорогу, деревья. «Не бойтесь, маленькие мои! – кричала она. – Одни вы не останетесь, обещаю!»

Совсем рядом, справа, в землю ударила молния, детский крик перешел в визг.

Луиза запрокинула голову, уронила руки. Это был конец.

У нее начались галлюцинации, в прорехах между тучами мелькали огромные страшные лица, молнии казались мечами великанов. «Следующая убьет меня…» – равнодушно подумала она и вдруг увидела на дороге огромный крест – не воображаемый, реальный, стоящий в кузове грузовика.

На землю спрыгнул мужчина. Он улыбался, как ангел, и был одет в черную сутану.

– Возлюбленная сестра! – Его голос заглушил раскаты грома. – Кажется, Господь услышал вас…

47

Долгий арестантский марш закончился вечером, на большом летном поле к северу от Сен-Реми.

Заключенные из разных групп сидели плечом к плечу на взлетной полосе.

– Все здесь? – спросил капитан Хауслер.

– Боюсь, что нет… – ответил Фернан, и командир побледнел: людей было определенно меньше, чем на старте. – Начинайте перекличку! – приказал он.

Унтер-офицеры достали мятые листы со списками и принялись выкликать фамилии. То и дело возникала пауза, если человек не отзывался, и тогда громко и внятно звучало слово «отсутствует». Капитан слегка прихрамывая расхаживал вдоль полосы (удар Ландрада по лодыжкам оказался очень чувствительным). Фернан занес результаты в отдельный список и доложил Хауслеру:

– Отсутствуют четыреста тридцать шесть человек, мой капитан.

Сбежало больше трети заключенных, на волю вырвалось пятьсот грабителей, воров, анархистов, коммунистов, уклонистов и саботажников всех мастей. Все понимали, что армия пополнила «пятую колонну» предателями и шпионами…

– Было много смертей, мой капитан…

Эта информация ободрила Хауслера: беглец на войне – твой провал, умерший – победа. Унтер-офицеры перечислили каждый своих «усопших» и причины смерти.

– Всего тринадцать, мой капитан, – подвел итог Фернан, – шестеро расстреляны при попытке к бегству. Семеро других были…

Он сделал паузу, не зная, как сформулировать поаккуратнее.

– Они…

– Отставшие, аджюдан-шеф, отставшие!

– Так точно, мой капитан… Отставших тоже расстреляли.

– В соответствии с приказом?

– Так точно, в полном соответствии, мой капитан.

Неожиданно для всех привезли довольствие на тысячу человек. В Гравьере они дохли с голоду, теперь не знали, куда девать излишки.

– Скажите, аджюдан-шеф…

Фернан обернулся. Капитан зна́ком отозвал его в сторону:

– Вы ведь подадите рапорт об инциденте на двадцать четвертом километре?

Вот как это теперь называется – «инцидент»…

– Как только освобожусь, мой капитан.

– Давайте-ка я выслушаю устную версию. Сейчас.

– Так вот, мой капитан…

– Смелее, смелее!

– Хорошо. Прикончив троих отставших на двадцать третьем километре, вы застрелили из пистолета одного тяжело больного заключенного и собирались сделать то же самое с другим, раненным в ногу…

– Подволакивавшим ногу!