Зеркало наших печалей

Алиса попробовала высвободиться, но Сесиль не позволила.

– Стойте спокойно! – приказала она и, не спрашивая разрешения, положила ладонь ей на грудь рядом с сердцем. – Вы не ответили, Алиса… Вы здоровы?

– Были проблемы, но…

– Сердечные?

Она кивнула, и монахиня ободряюще улыбнулась:

– Вам нужно отдохнуть. Места в больнице нет, и отец Дезире вряд ли найдет решение, но…

– Найдет, обязательно найдет! – не дала ей договорить Алиса.

В ее голосе прозвучала такая вера, что монахиня смутилась.

– Сестра! – Молодой священник улыбался Сесиль с подножки грузовика. – Мы отправляемся на поиски Провидения и будем по дороге молить Господа о помощи. Думаю, вам стоит поучаствовать…

Час спустя они въехали на территорию казармы в Монсьене, где только что разместились последние части 29-й пехотной дивизии, те самые, что проходили мимо фермы Сиприена Пуаре.

Их появление произвело должный эффект. Солдаты, получившие приказ отступать, чувствовали себя обманутыми, слухи о перемирии передавались из уст в уста, а тут нате вам – Иисус, окутанный белым дымом, огромное распятие, кюре в черной сутане, воздевающий руки к небу и призывающий на помощь Небеса. Как уж тут не проникнуться…

Стало тихо. Многие поспешно крестились. Полковник Босерфёй вышел во двор.

При виде молодой монахини люди замерли, боясь даже вздохнуть. Одних впечатлил чепец, других – светлые, как у ангела, одежды.

Отец Дезире и Сесиль составляли воистину впечатляющую пару.

– Святой отец… – сказал полковник, человек с квадратным, в форме коробки, лицом, светлыми глазами, бакенбардами, переходящими в окладистую седую бороду, и ярко-рыжими усами.

– Сын мой…

По тому, как уважительно, даже почтительно, приветствовал его полковник, отец Дезире понял, что имеет дело с человеком, чья вера крепка и непоколебима.

– Думаю, меня к вам привел Господь…

Они беседовали в импровизированном кабинете полковника.

Солдаты во дворе курили и глазели на монахиню, оставшуюся у грузовика, за рулем которого сидел Филипп (он, похоже, даже здесь боялся, что машину угонят). Один из солдат решился подойти, другие последовали за ним, Сесиль предложили кофе, воды, она улыбнулась и покачала головой, но сказала:

– Я буду рада принять от вас в дар несколько мешков кофе, сахара и сухарей…

Отец Дезире и полковник Босерфёй смотрели в окно на тяжелую машину с огромным красным крестом, приданную полевому военному госпиталю…

– Это невозможно, отец, вы ведь понимаете…

– Могу я задать вопрос, сын мой?

Полковник молча ждал, что скажет священник.

– Несколько часов назад по радио объявили, что немцы заняли Париж. Знамя рейха водрузили на Эйфелеву башню. Как по-вашему, когда правительство капитулирует?

Фраза прозвучала обидно, даже оскорбительно. Одно дело – просить о перемирии, сдаться – значит признать поражение.

– Не понимаю…

– Я объясню, сын мой. Сколько у вас раненых?

– Ну… В данный момент…

– Ни одного. У вас в госпитале нет ни од-но-го пациента! А в моей часовне завтра умрут десять человек, еще десять – послезавтра. Не имеет значения, что вы скажете командирам, главное – те слова, которые вы произнесете, представ пред Господом. Сможете, без гибельных последствий для души, признать, что предпочли иерархию – совести? Вспомните: «И попросили сыны Израиля Всевышнего: Укажи нам путь, и мы встанем на него…»

До поступления в Сен-Сир, где он был одним из лучших, полковник недолго учился в семинарии, но этих строк не вспомнил…

А отец Дезире не сдавался.

– В случае необходимости машина вернется сюда через два часа, а до тех пор ею будем пользоваться мы, ведь Он сказал: «Длань Господня там, где сердце человеческое приносит на алтарь свою веру».

Полковник понял, что должен освежить память, вернувшись к Писанию.

А Дезире был очень доволен собой как сочинителем. Как же ему нравился этот труд! Импровизировать – все равно что переписывать Библию.

Санитарная машина последовала за Божьим грузовиком. Полковник перекрестился, глядя вслед. Он дал священнику медикаменты, перевязочный материал, инструменты и майора медицинской службы, которому поручил вернуть казенное имущество в часть ровно через сорок восемь часов.

Сидевшая в кабине сестра Сесиль повернулась к Дезире:

– Вы были очень убедительны, отец… К какому ордену вы принадлежите?

– Святого Игнатия[72].

– Святого Игнатия? Странно…

Священник молча, с любопытством, смотрел на монахиню, ожидая продолжения, и она добавила:

– Я хотела сказать, что никогда не встречала членов этого ордена.

Дезире уловил жесткую нотку в голосе монахини и ответил широкой, обворожительной – светской! – улыбкой.

О нет, он не был бабником, и не потому, что не хватало возможностей: выступая в разных образах, он мог тысячи раз насладиться женскими прелестями. Адвокат, хирург, летчик и учитель Дезире Миго всегда нравился дамам, но следовал железному правилу: никаких отвлечений от работы! До – конечно. После – охотно. Но во время – никогда. Дезире был профессионалом.