Зеркало наших печалей

Рауль наклонился к уху Габриэля и шепнул:

– Подозрительная парочка!

Машина была забита коробками и чемоданами.

– А ну поживее! – заорал Ландрад, все напряглись, и «рено» медленно тронулся с места. Мимо них пронесся автомобиль с генералом и штабистами. Чуть дальше дорога пошла под уклон, двигатель кашлянул, Габриэль удвоил усилия и… услышал крик Ландрада:

– Прыгай!

Дверца была открыта, он не задумываясь запрыгнул на подножку, перебрался на сиденье, и Рауль надавил на акселератор.

– Что ты творишь? – воскликнул Габриэль, глядя назад через плечо.

Ландрад жал на клаксон, разгоняя беженцев. Хозяева машины смотрели им вслед, мужчина потрясал кулаком, Габриэль схватил Рауля за локоть, чтобы заставить его остановиться, получил удар в челюсть и ударился виском о стойку окна.

Боль была такой сильной, что он едва не лишился сознания, хотел выпрыгнуть, но было слишком поздно. Спидометр показывал пятьдесят километров в час.

Ландрад начал насвистывать.

Габриэль попытался остановить кровь.

15

– Мы гордимся нашей доблестной французской армией, которая оказывает героическое сопротивление противнику, с неслыханной свирепостью наступающему на нас по всему фронту близ Мааса. Мы побеждаем! Французские части перешли в контрнаступление вместе с союзниками, сея панику и растерянность в рядах тевтонцев.

Дезире уже на первых пресс-конференциях взял на заметку скептиков и сомневающихся, которых будет непросто «уболтать». Он смотрел в их сторону, произнося «болезненные» пассажи, обращая на них пламенно-патриотический взор из-за толстых стекол очков.

– Немцы атакуют остервенело, но командование нашей армии заканчивает возведение стены, которая остановит захватчиков. Враг нигде не нарушил целостности главных оборонительных рубежей.

По залу пронесся легкий шум. Решительные утверждения Дезире Миго на всех влияли положительно.

– Скажите, мсье Миго…

Дезире притворился, что ищет глазами, кто задал вопрос. Ага, там, сзади, справа…

– Слушаю вас…

– Немцы должны были напасть с территории Бельгии, но они атакуют у Мааса…

Дезире понимающе кивнул:

– Так и есть. Немецкие стратеги вообразили, что наша армия будет дезориентирована отвлекающими действиями на востоке. Подобная наивность может только насмешить тех, кому известно, как ясно мыслит наш Генеральный штаб.

В разных местах зала прозвучали приглушенные смешки.

Журналист собрался было продолжить, но Дезире остановил его, подняв указательный палец:

– Задаваться вопросами естественно для любого человека. При условии, что эти вопросы не заставят французов сомневаться и подозревать. В час решающей битвы подобные чувства контрпродуктивны и антипатриотичны.

Представитель прессы воздержался от вопроса.

Все пресс-конференции Дезире заканчивал одной и той же тирадой, каждое слово которой призвано было усилить, в случае надобности, веру во французскую армию и – опосредованно – в коммюнике министерства:

– Наши руководители, преемники Фоша[37] и Келлермана[38], предельно компетентны, у них стальные нервы, с нашими летчиками никто не сравнится в мастерстве, наши танки безусловно лучше немецких, мужество наших пехотинцев вызывает бесконечное уважение и восторг… Совокупность всех этих элементов позволяет с уверенностью утверждать: французы будут сражаться и одержат победу.

Увы – реальность вступала в противоречие с желаемым, «успехи» французской армии вынуждали Дезире постоянно преувеличивать.

Чем тревожнее были фронтовые сводки, тем категоричнее он высказывался.

Однажды утром он спросил заместителя директора, считает ли тот министерство самым «авторитетным голосом» Франции, способным лучше других поднять народный дух.

Высокий чиновник откинулся на спинку кресла и слегка шевельнул указательным пальцем: «Продолжайте…»

– Наши коммюнике точны, но как «официальные высказывания» они всегда вызывают у слушателей определенное недоверие. Если мне будет позволено высказать свое мнение…

– Дерзайте, старина, высказывайте!

– Люди инстинктивно меньше доверяют «официозу», чем… разговорам в бистро.

– Хотите встречаться с журналистами в бистро?!

Дезире издал короткий сухой смешок. Его шеф полагал, что такие звуки издают только высоколобые интеллектуалы.

– Конечно же нет! Я подумал о радио.

– Что за вульгарность! Мы не можем опуститься до уровня… Радио-Штутгарт! Уподобиться этому предателю Фердонне!