Зеркало Рубенса

– Сейчас объясню. Мы торчали в Мадриде только из-за того, что принцу Карлу понравилась инфанта, а еще он страстно хотел помочь своей сестре: вернуть ей Пфальц, заключив испанский брак. Эта инфанта Мария, между прочим, прехорошенькая оказалась блондиночка, хотя на мой вкус ее сестра, Анна Австрийская, супруга французского Людовика, гораздо красивее.

– Осторожнее, мой Джордж! Слишком опасно, да и неверно воспринимать эту жизнь, особенно – королевские семьи, как галантный балет. Мне кажется, ты увлекся.

– Но разве не вы придумали, сэр Бэкон, это: «Весь мир театр, и люди в нем…»?

– Не важно, кто это придумал или сказал, мой Джордж, но помни: ты – всегда на самом освещенном участке сцены! Я беспокоюсь, мой мальчик.

– Кстати, лорд Бэкон, в Мадриде есть свой поэт, который, как говорят, написал много пьес для театра. Мне неохота было слушать их странный язык, и всегда, когда нас звали во дворец на представление этих пьес, я говорил им, что у меня несварение. Но однажды этот Лопе де Вега – так зовут поэта, написал стихотворение для принца Карла, а Жербье перевел. Получилось вот что: «Я – Стюарт Карл. Любовь меня влекла под небеса Испании святые, туда, где в блеске над землей взошла моя звезда – прекрасная Мария». Испанцы согласовывали брачный договор с папой римским, а он умер в июне. И пока выбирали нового папу, мы вынуждены были ждать. Они там ужасные зануды. Например, при них я не мог общаться с принцем так, как привык, – жаловался Бэкингем. – Если они видели, что я сижу в присутствии Карла, то готовы были сразу объявить войну Англии!

– Не о том я хочу услышать, мой Джордж… поведай мне о сокровище.

– Во всяком случае, никаких древностей, связанных с этрусками, из наследства – как вы там его называли, императора Лотаря? – ничего такого у испанцев нет. Хотя я намекал им – конечно, очень осторожно, – что интересуюсь античным искусством, что принц Карл тоже коллекционирует античную скульптуру, говорил, что желал бы взглянуть: а вдруг в случае брака принца и инфанты что-то из ненужных им древностей сгодится для приданого? Даже напрямую спрашивал кое-кого про мантуанские дары!

– Я ведь запретил тебе спрашивать прямо! – Бэкон в сердцах поставил серебряный кубок на столешницу и стал ходить по залу, сердито взглядывая на герцога. – Джордж, почему ты меня не слушаешь?!

Бэкингем понял: несмотря на бодрый вид, лорд Бэкон все же постарел. Прежде он не раздражался.

– Но я ничего не рассказал им про этрусков, про их зеркало, если оно вообще существует! Только упоминал статуи, и мне ответили…

– Ответили – значит, ты все-таки спрашивал напрямую?! Кого именно?

– Не-ет! Сначала я привлек художника Жербье, голландца, наболтал ему, что мне интересно, какие скульптуры и картины есть в собрании испанского короля. Жербье как раз писал портрет инфанты Марии. У них при дворе каждый шаг прописан, и за нарушение этикета они готовы сжечь тебя на костре сразу после скромного обеда из ста блюд просто от нечего делать! Когда Жербье писал портрет, рядом с инфантой и по углам томилась толпа: придворные дамы, дуэньи, кавалеры разных титулов, дети и собаки. Все выстаивали часами, прятались за портьерами и жутко скучали, потея от духоты. Вопросы Жербье выглядели просто как болтовня художника, который тоже целый день не имел права присесть и от скуки болтал об искусстве, в частности, об антиках… о чем еще художнику разговаривать с придворными?

– Ты тоже там был?

– Нет-нет, и мне, и Его Высочеству нельзя было присутствовать! Поэтому хорошо, что мы взяли с собой этого Жербье, он для испанцев – просто слуга с кисточкой в руках.

– А не шпион ли он Оранского?

– Наверняка шпион! С такой топорной техникой рисунка, со знанием, кажется, десяти языков, он просто не может быть никем другим. Уверен: Жербье регулярно строчит донесения в Гаагу Оранскому, но нам удалось перехватить только одно, и адресат зашифрован. Я выписал шифр, кстати, если вам интересно. Чем-то шифр напоминает ваш, лорд Бэкон…

– Пока Голландия для нас не важна, пусть развиваются – назло испанцам и французам, нам такое равновесие на руку. Так что смог выяснить у придворных Жербье?

– Ну, он говорит им: вот, например, англичане любят коллекционировать итальянские полотна. А как у вас? Испанцы ему отвечают: у нас полно картин Тициана… «Откуда?» – спрашивает он.

– Они ему, значит, отвечали.

– Да, Жербье он такой, разговорит даже селедку!

– И дальше?

– Потом он говорит: скажите-ка, прекрасные синьорины, а есть ли у вас собрание итальянских древностей? Вот, например, я был в Венеции, их там много… нам бы посмотреть на что-то подобное в вашем королевском дворце, чтобы в полной мере осознать ваше дурацкое величие! А старые дамы отвечают: да нет, герцог, мол, мантуанский в свое время посылал сюда посольство с дарами, но то были копии картин и еще, кажется, вазы…

– Копии чего?

– Картин. Слушайте, лорд Бэкон, все это не важно. Я потом сказал Жербье, что это мне совершенно не интересно! У меня вскоре появился свой человек при мадридском дворе, который мне доносил то, что нужно.