Зеркало (СИ)

— Есть, но ты помнишь, что я про кухню говорил? Там Ад. Может, до завтра потерпим? — предпринял последнюю попытку меня отговорить Василий. Понял, что это бесполезно, и полез в шкаф за фонариками, бурча себе под нос: — Что за человек? Шило в заднице! Голова в бинтах, мозги в кашу, из больницы три часа назад вышел — а все одно в пекло лезет.

— Есть хочу! — отрезал я.

Василий вылез из шкафа, вручил налобный фонарик и запихнул меня в свою летнюю штормовку, которая повисла на мне, как на вешалке (не до колен, конечно, но почти), жестоко оскорбляя мое чувство прекрасного.

— Василь, а поменьше у тебя ничего нет?

— Нет. Эта курт… этот плащ тебе вполне подойдет. Не хочу, чтобы комары выпили из тебя всю кровь до того, как это сделаю я.

— Кровожадненький ты мой, — умилился я и выпинал его на улицу: — Идем грабить кухню.

…

Протез — штука хорошая, но не настолько, чтобы скакать на нем по мокрым камням в темноте, так что брод я переехал на Василии верхом.

— Слушай, а на нас собак не спустят? — спросил я, едва обрел песок пляжа под ногами, задним числом вспоминая, что в домах богатых индюков вроде меня всегда есть охрана.

— У тебя видеокамеры понатыканы на каждом шагу. Все об этом знают, а потому в охране надобность отпала, как и в заборе со стороны реки. Да и не сунется в твой жуткий дом никто. Нервы дороже.

— Если ты таким образом хочешь меня запугать, то обломайся. Давай, пошевеливайся. Есть хочу!

— Да иду я, иду, — проворчал Василий, бряцая ключами от дома в кармане. — Тропинку видишь впереди? Фонарями освещенную и мраморными плитами выложенную.

— Да, — кивнул я, но едва сделал в ее сторону шаг, как тут же был отдернут назад за шиворот. — Эй!

— Ни в коем случае туда не ходи.

— Почему?

— В начале мая сумасшедшие гости в лабиринте из туи, через который тропинка проходит, Техасскую резню бензопилой устроили. Ты убирать запретил, а на дворе август. Там травой все поросло. В общем, зрелище не для слабонервных.

— И что мои сумасшедшие гости там резали?

— Тела.

— Чьи?

— Человеческие.

— Василь, блять, не смешно!

— Прости, — искренне покаялся он, поняв, что с нагнетанием обстановки переборщил. — Я трупы для вашего развлечения у киношников заказывал. Они их как настоящие сделали! Жуть. Окровавленные ошметки…

— Понял, не продолжай. Хотя нет. Скажи, я тоже человеческие тела бензопилой потрошил?

— Можно я не буду отвечать?

— Да или нет?

— Отстань! — передернул плечами Василий и двинулся по тропинке вдоль берега к правому крылу дома. — Ты же не хотел ничего вспоминать.

— Я и не хочу. Но на вопрос, будь добр, ответь.

— Нет, не потрошил.

— Почему?

— Потому, что я запер тебя в чулане и выпустил, когда все закончилось.

 — Я тебя за это не убил?

— Нет, как видишь.

Нежность в голосе Василия заставили мое сердце пропустить удар…

Я сижу в маленькой пыльной комнатушке в окружении швабр, ведер и прочего подсобного хлама, сжимая в руках догорающую свечу, и мечтаю о том, что сделаю с тем, кто меня здесь запер. Как ни странно, крови, оторванных конечностей и сломанных костей в мыслях нет, а есть постель, наручники и страпон.

Идей о том, как именно я буду все это использовать, много, но дверь открывается, обрывая крайне неприличные фантазии на середине, и сильная рука аккуратно вытаскивает меня в полутемный коридор. Василий внимательно смотрит мне в лицо, а потом облегченно выдыхает и начинает виновато смахивать с моей одежды пыль.

— Гости закончили потрошить трупы и уехали бухать в Чусовой.

— Вот дерьмо, а я так никого и не порезал, — говорю я, но облегчение в голосе выдает меня с головой.

Я не хотел никого резать! Я хотел, чтобы буйные ублюдки убрались из моего дома к чертовой матери и оставили меня один на один с любимым. Хотя… О чем я мечтаю? Глупец. Он никогда не полюбит меня по-настоящему, а его жалость мне не нужна ни под каким соусом.

— За это ты заслужил бонус.

— Какой?

— Сладкий, — неожиданно обхватывает меня рукой за шею, под затылком, Василий и целует в губы. Впервые.

— Леша, ты чего застыл? С тобой все в порядке?

— Да.

— Точно? — не поверил Василий и посветил мне фонариком прямо в лицо.

— Блять, придурок! Убери фонарик! Нормально все. Сказал же!

— Прости, прости, просто у тебя лицо такое… аж мурашки по спине. Бррр.

— Боишься, что я тебя порешу и в омут с камнем на шее сброшу?

Он обнял меня крепко-крепко и прошептал в висок:

— Зайка, я боюсь не тебя. Я боюсь ЗА тебя.

— Тогда ты сделаешь все, чтобы мы не умерли с голоду и добрались до холодильника как можно быстрее, — сменил тему я. К черту прошлое и явно психованного меня! — Есть хочу!

— Ты не зайка, ты осел, — заворчал Василий, закинул меня на закорки и двинулся к дому рысью.

— А ты лошадка!

Я облепил его собой как можно плотнее вовсе не для того, чтобы на нем удержаться. Он был надежным, как якорь. За кого мне еще держаться, если не за него? Тонуть в море безумия снова мне не хотелось категорически.

— Я не лошадка, а жеребец!

— Полегче нельзя, жеребец? — едва не прищемил язык я. — Рысь у тебя больно тряская.

— Гляньте на него, а? Его везут, а он недоволен, — заворчал Василий, переходя на шаг. — Поросенок неблагодарный!