Зеркало (СИ)

— Потому что ты дурак! — вырвал голову Василий и сбежал к холодильнику, замаскированному под адский котел.

Хороший ответ. Беспроигрышный. Я действительно дурак. И псих к тому же. За что он меня полюбил, интересно? Я сполз со стола и пошел к холодильнику, придерживая висящие на ляжках джинсы рукой. Решительно отодвинул Василия в сторону и забыл про свои чугунные яйца, захлебнувшись слюной при виде копченостей, соленостей и прочих охуенно вкусных вкусностей. Аж глаза разбежались! Все хочу! Сразу! Икры красной. Балык. Семгу копченую. Чеснок маринованный. Сок томатный. Грушу. Чукку. Холодец. Так, а что там, в самом низу? Тортик!!!

— О-господи-ты-боже-ты-мой-не-могу-больше!

— Блять! — подпрыгнул от жестокого укуса за задницу я.

— Стой, где стоишь, — уперся лбом в мой копчик Василий.

Прихватил за бедро рукой, фиксируя. Укусил за задницу снова. Не больно. Ласково даже. Видимо, за все хорошее. И содрогнулся.

— Ууууух!

— Извращенец, — простонал я, хватаясь за член, и позорно спустил… на балык и охуительно прекрасный тортик!!! — Блять, ну что за?!

…

— Я в таком виде и шага на улицу не сделаю! Помоюсь, тогда и пойдем.

— Леша, ты вымазал в сперме холодильник, а не себя.

— Не важно! Я грязный! И покусанный. И джинсы эти, пидорские, чтоб их! И балык пропал! И тортик!!!

— Ладно, ладно, я понял. Иди ко мне, зайка. Давай снимем с тебя эти дурацкие джинсы. Осторожно, чтобы протез не отцепился. Вот так.

— Футболка больницей воняет!

— Хорошо. Ее тоже долой. Так лучше?

— Все равно воняет.

— Это повязка у тебя на голове воняет.

— Сними ее.

— Может…

— Я кому сказал!

— Хорошо, хорошо. Давай я тебя обратно на столешницу посажу и аккуратненько все уберу, лады?

— Что ты со мной, как с ребенком!

— Ты не ребенок. Ты мой любимый зайка, которого я только что больно покусал за попку. Можно мне за тобой поухаживать? Вину искупить и все такое?

— Уговорил. Неси меня в душ. Тебе, кстати, тоже бы не помешало помыться.

— Вот вместе и помоемся.

Я смирно дождался окончания неприятной процедуры снятия вонючих бинтов с головы, привычно залез к Василию на закорки и поехал на нем в ванную, в которую он меня запустил только после того, как бросил на пол большой белый халат.

— Что ты от меня скрыл? — устало полюбопытствовал я, присаживаясь на специальную скамеечку, установленную посередине душа.

Отцепил протез, привычно пощелкал сенсорными кнопками на панели душа и подставил лицо теплому дождю, смывающему с меня жуткий запах больницы, крови и дерьма.

— Акулу, — опустился передо мной на колени Василий, упаковавший загипсованную руку в мусорный мешок, из которого смешно торчали пальцы. — Хватит с тебя современного искусства на сегодня.

— Спасибо, — сказал я, разглядывая его так, будто никогда до этого не видел. Обнаженного. Мокрого. Могучего. Доброго. — Любимый.

Василий полыхнул ушами, отвел глаза и принялся надраивать идиотскую розовую мочалку мылом. Блять. Опять! Я вцепился в его подбородок и повторил, глядя прямо ему в глаза:

— Л Ю Б И М Ы Й. Не смей больше в этом сомневаться!

— Не буду, — выронил мочалку он.

Сел на холодный пол, стащил меня к себе на колени и гладил по голове все то время, что я рыдал, уткнувшись лбом в его шею.

— Поплачь, зайка. Поплачь. Давно пора было. Теперь тебе точно полегчает.

Я наревелся всласть, расслабился, пригрелся и уснул.

…

Проснулся я от того, что по мне прошлась тяжелая когтистая туша. И не просто прошлась, а нагло на мне разлеглась. Ровно посередине меня!

— Тимофей, ты рамсы попутал или как? — возмутился я, открывая глаза. Наглая скотина скосила на меня зеленый глаз, облизала усы и свернулась клубком. — Ну, ты и хамло!

— Проснулся? — заглянул в спальню Василий, чем и спас пушистого засранца от неминуемой смерти. — Семеныч пришел.

— Зачем?

— Отчитаться о проделанной работе и получить ценные указания на будущее.

Я схватился за голову. Что я вчера наговорил?! Вспомнил, что ничего страшного, и расслабился. Шрам, правда, на виске обнаружил. Да не один. Под волосами с левой стороны еще парочка откопалась, но они не болели, не чесались заживающими швами и вообще не отсвечивали. Ну и фиг с ними.

— Леша? — присел на кровать Василий. — Ты в порядке?

— Нет.

— Почему? Что болит? — распереживался он и начал меня с ног до головы рукой обшаривать.

Я насладился бережными прикосновениями, сделал трагическое лицо и сказал умирающим голосом:

— Ты ушел утром и меня на прощание не поцеловал.

Василий моргал растерянно, наверное, целую минуту, а потом зарычал, завалил меня на постель и принялся щекотать, случайно скидывая офигевшего кота на пол. Так ему и надо, засранцу!

— Ты! Поганец! Напугал меня! Покусаю!

— Ха-ха-ха! — не особенно стараясь, отбивался я и нагло пользовался ситуацией, чтобы погладить любимого во всех местах сразу. — Не надо меня кусать. Лучше поцелуй!

Василий немедленно совету последовал, да еще и руку в мои трусы засунул, надраивая и так отменно стоящее в предвкушении грядущего сексуального безумия орудие. Свободу попугаям! Даешь сексуальный беспредел! Я полгода хуйней страдал. Хватит. Настрадался.