Зеркало судьбы

Когда защитники Штейнхольма увидели, что люди Райнхольда возвращаются в строй с того света, все было кончено. Как ни свирепел Людвиг, как ни старались кондотьеры остановить бегущих в панике солдат — сражаться с мертвыми не хотел никто. Ту силу, которая остановила битву, летописцы много позднее назвали благоговением. А правильнее было бы — страхом.

* * *

Знакомо заскрипели под ногами рассохшиеся доски порога. Как давно он здесь не был? С прошлой весны?

Ничего. Теперь все изменится — ведь войны больше нет.

Ансельм решил не быть слишком строгим к Альме за те слова. Понятно же, что смрадный ужас полевого лазарета любого с ума сведет — а тем более слабую женщину. А может, оно и к лучшему, что она тогда наговорила ему этих мерзостей. Виноватая жена ласковей и угодливей безгрешной…

Альма складывала вещи в распростертую на полу холщовую сумку.

— Куда собралась? — улыбнулся ей Ансельм.

— К Хаймэ, — Альма уставилась на Ансельма долгим и серьезным взглядом, будто не замечая свадебного букета в его руках. — Тяжело ему одному будет. Я сомневалась сначала, что мне такое под силу. Но теперь чувствую, что готова.

Опять блажь. Да как ей не надоест?

Улыбка сошла с лица Ансельма.

— Слушай. — Он наклонился и положил букет на порог. — Я был невнимателен к тебе. Но теперь многое иначе. Райнхольд зовет меня в Штейнхольм. И я подумал, может…вместе…

— Удачи, — голос Альмы был ровным.

— А ты? Поедешь со мной?

— Нет.

— Ах, ну…чудесно, — Ансельм растерянно усмехнулся. — Я, в общем, ожидал… Только не пойму — что я такого сделал, что ты нос воротишь? Людей от смерти спас? Остановил войну?

— Которую сам и развязал… — тихо отозвалась Альма.

— Отто был обречен. Я просто сделал тайное явным!

— А помнишь тех грабителей? Они тоже были обречены? Кем?

— Их князь казнил, не я. Но…ладно, согласен. Я хотел их смерти. И знаешь, почему? Пять лет прошло — а ни один храм в княжестве не обокрали. Ни один! Понимаешь, Альма? Оно стоило того.

В ее взгляде не было гнева, как раньше, но не было и согласия. Лишь какая-то усталая жалость.

— Я ведь не делал зла, — прошептал он, опустив глаза. — Не предавал, не лгал, не…

Альма осторожно дотронулась пальцем до его губ. Наклонилась и подняла с пола букет.

— Розы… — улыбнулась она.

— Из Райнхольдовой оранжереи. Я хотел тебе их подарить, а потом, пока шел, вспомнил, что ты гвоздики любишь. Нарвал еще и их. У храма.

Она улыбнулась.

— Эти цветы вместе не живут, Ансельм. Понимаешь?

— Ну, мне-то откуда знать, — буркнул он.

— Сами по себе они прекрасны, — Альма вздохнула. — Но поставь их в одну вазу — и от силы и красоты ничего не останется. Только иссохшие стебли и мутная гниль на дне.

— Это, надо полагать, какая-то аллегория. Про нас с тобой. Да?

— Не про нас, Ансельм. Прощай.

* * *

Литания не удивилась — как будто наверняка знала, что Ансельм придет к ней. Не говоря ни слова, закрыла дверь на замок. Обвила шею тонкими, но неожиданно сильными руками. Тесно прижалась к нему, заставляя забыть обо всем…

V

— Райнхольд, ну прислал бы гонца, — всплеснул руками Ансельм. — Самому-то зачем ехать в такую погоду?

На отворотах дорожного плаща Райнхольда маслянисто блестели крупные капли дождя, сапоги были по колено в грязи. Владетель досадливо махнул рукой.

— Да ну его, гонца. Тут такое дело…в общем, Литания в тягости.

— Я женюсь. Женюсь, правда, — пробормотал Ансельм. — Просто…не знал…

— А чего ты так испугался? — князь похлопал Владыку по плечу. — Я не против. Даже хорошо, что так получилось. Я, признаться, хотел ее выдать за кого-нибудь из северных князьков — но что они нам с тобой теперь? Сам видишь, союз Церкви и Власти очень даже результативен. Наглеть не будем, конечно — потихоньку присоединим сначала Алварские топи, потом поднимем вопрос о наследовании Моркаара.

Ансельм кивнул.

— Да, друг мой…есть одна проблема, — голос Райнхольда почти не изменился. — И неплохо было бы разрешить ее до свадьбы. То есть — как можно скорее. Помнишь старого Служителя, как его, Хэймэ?

— Хаймэ. А что с ним?

— Пока — ничего. Кроме того, что он совсем ума лишился, — владетель нахмурился. — Он у себя в горах устроил, вишь ты, приют для кающихся грешников. Мол, власти вас на виселицу отправят, а мы не такие, мы праведные и милосердные, накормим-пожалеем во имя Солнцеокого… Тьфу. Это как вообще, с религиозной точки зрения?

— Это…правильно, — тихо сказал Ансельм.

— Жаль, жаль, — Райнхольд болезненно скривился. — Тут ведь в чем дело? Пока к ним сбегались воры и старые блудницы, я на это сквозь пальцы смотрел. Но третьего дня им вздумалось приютить беглого герцога Равельского. Лита тебе не рассказывала? Он устроил заговор против короля. Что-то там не сложилось…и вот он здесь. Ищет, видите ли, приюта на земле вассала. На моей земле, Огнеглазый его дери! И король требует выдать его. Так-то.

— А герцог и вправду согрешил против власти и веры? — нахмурился Владыка.