— Конечно, друг мой. Ведь и смерть, и невзгоды — это воля Солнцеокого. Он посылает человеку испытания, а тот должен превозмочь их. Сам. Ведь долиной смертной тени мы идем без провожатых… А ваша сила позволяет вам вмешаться в промысел божий. Даже не знаю, как бы я поступил, если бы Владетель Отто умирал у меня на виду, а я бы понял, что властен спасти его… Я слаб, признаю.
Ага, вот оно!
Конечно, Ансельм не мог сдаться так просто. После того как Владетель едва ли не выставил его за дверь, изобличить еретика стало делом чести. Да, именно еретика, в этом уже сомнений не оставалось — кем же еще может быть человек, не признающий закона?
Ну а кто может лучше разбираться в уличении ереси, чем старый Владыка, изгнавший огнепоклонника Дитриха? То-то и оно…
— Свет-Сигмунд, а по-вашему, владетель не заслуживал бы чудесного спасения?
— Конечно, нет.
— Ох, знаете, мне он тоже показался…
— …Как и любой другой человек, — закончил старый Владыка, с грустной улыбкой глядя на Ансельма. — Вы что-то сказали, брат мой?
Он угрюмо кивнул.
— Владетель был непочтителен со мной. И самый ход его рассуждений… мне показалось, что этим человеком правят гордыня и спесь, а не святое смирение…
— Да, он неприятный собеседник, — Сигмунд нахмурился. — Разногласия у нас есть и были. Но Отто чтит Солнцеокого.
— И пренебрегает его главным даром, — невзначай брякнул Ансельм. — Бледный он, как погибель. Он вообще из дворца выходит?
— Не припомню такого, — Сигмунд ответил не сразу. — Но какая в том нужда?
— Но как же светлый праздник Прозрения? Ведь в этот день и Владетели, и Владыки, и миряне — все купаются в благодати солнечных лучей… У нас в княжестве так, по крайней мере.
Старик выглядел удивленным и смущенным.
— Да. И точно, удивительно, — кивнул он наконец. — Но ведь у Владетеля есть личная часовня в замке. Да и существенно ли, где верующий воздает хвалу Солнцеокому?
— По-моему — существенно, — Ансельм скрестил руки на груди.
— Ах, ну может, вам, брат мой, и виднее, — старик окончательно стушевался.
— А не желаете ли вы пригласить Владетеля на шествие? — Ансельм старался, чтобы голос звучал беззаботно.
— Если вам так угодно, брат мой, — Владыка склонил седую голову. — Но ведь до праздника еще декада?
— А я как раз рассчитывал разделить с жителями Штейнхольма этот светлый день! — Ансельм широко улыбнулся. — Негоже встречать праздник в одиночестве, в дороге…
Он не знал, на что надеется. Но ведь он не делает зла! В конце концов, это же самому Отто надо — в день Прозрения солнечные лучи особенно ласковы и целительны…
Просторная главная улица Штейнхольма с утра была заполнена людьми. Женщины были одеты в легкие недлинные платья без рукавов, мужчины подставляли солнцу загорелые спины. Босые ноги шлепали по нагретым солнцем камням. К небу тянулись веселые струйки пара от горячих источников. Жаркий полдень был пропитан запахами хвои и человеческого пота.
Ансельм с удовольствием запрокинул лицо навстречу ласковым лучам солнца. Было удивительно видеть сквозь полуденное марево белые снеговые шапки на горных вершинах, и при этом не чувствовать даже тени прохлады.
Он скосил глаза влево. Владетель Отто брел, опустив лицо долу. На его бледных щеках — или Ансельму показалось? — проступила россыпь алых пятен.
— Князь, а отчего вы так маетесь в этой одежде? — громко спросил Служитель. — Здесь не холодно, уж поверьте жителю долины!
— И точно, владетель, — поддакнул Сигмунд, добродушно улыбаясь. — Если нездоровится — откройтесь солнцу!
На Отто уставились десятки глаз. Князь вздохнул и принялся расстегивать пуговицы рубахи.
— Да сбросьте вы эту тряпку, Владетель! — крикнул кто-то из толпы. — Полноте вам! Вы же, чай, не Дитрих-греховодник, Солнцеокого чтите, как мы все!
Белая ткань скользнула на мостовую, обнажая бледные костистые плечи и сутулую спину.
— Вот сразу б так! — какой-то простолюдин по-дружески похлопал Отто по плечу.
Шествие, замедлившее было ход, двинулось дальше. Ансельм доверил теплому людскому морю нести себя, щурясь на нестерпимо яркое солнце. Он слышал радостные голоса, веселый плеск воды, которой было тесно в каменном русле…
Он ждал. И дождался.
Постепенно голоса становились все тише; праздничные песнопения гасли, растворяясь в настороженных перешептываниях.
— Свет-Ансельм… — кто-то осторожно тронул его за локоть.
— Князь, что с вами? Вам нездоровится? — в голосе Сигмунда слышался испуг.
Отто выпрямился. Кто-то громко вскрикнул, кто-то шепотом помянул Огнеглазого…
Лицо и плечи Владетеля были покрыты налившимися кровью волдырями. Спина покраснела, как от ожога.
— Что с вами? — повторил старый Служитель.
Отто повернул к Ансельму изуродованное лицо.
— Это болезнь, — проговорил он сквозь зубы. — Багряница. От солнца. Болезнь, слышите?
Тишина была ему ответом. Настороженная, недобрая тишина.
…А война все равно была.