Дамы насторожили уши. Сказано было достаточно тихо, чтобы расслышала только хозяйка, ну и сидящие рядом с ней мужчины. Малена поставила плюсик.
Начинают уважать и слушаться, это хорошо.
– Принесло ее!
– Вот ведь не ко времени!
– М-мать!
Малена, Астон и Динон Ардонский оказались едины в своем мнении. Вот уж…
Малена вздохнула, и отложила салфетку. Хорошо хоть позавтракать успела. И питаться надо, и если что – всегда может стошнить. Прямо на матушку.
– Ну что, встречать надо…
– Малена, помощь нужна?
Астон не тратил время на расшаркивания.
Матильда подумала пару минут.
Безусловно, ей хотелось помощи. И поддержки, и вообще – она маленькая, слабенькая и с хрупкой натурой. Или душой?
А, неважно.
Только вот если сейчас окружить себя мужчинами, это будет воспринято как слабость. И кого-то посчитают кукловодом, а ее – марионеткой.
Так дело не пойдет.
Еще пару минут Малена думала, не сообщить ли Рисойскому. А потом шкодно улыбнулась. Дядюшка, вы хотели мне помочь?
Нет? А придется.
Любишь жениться, люби и саночки… гхм! Возить!
– Дядюшка Астон, я справлюсь самостоятельно. Хотя была бы рада беспристрастному свидетелю… может, мы поговорим в кабинете? Там есть очень удобный угол, который не всем видно?
И взгляд, посланный Ардонскому из-под густых ресниц. Взгляд, который граф расшифровал абсолютно точно, и который гласил: «Главное, чтобы потом настоятельница ничего лишнего не присочинила».
И лишний раз порадовался. Хорошая у него союзница, ничего не скажешь! В этом конфликте он выбрал правильную сторону.
Матильда тем временем подозвала Аманду и выдала ей еще инструкции. По
Хорошо, когда у тебя большой парк. Пока карета катилась по дорожке, Матильда успела занять нужную позицию. Ради разнообразия – не на лестнице.
Памятуя о нелегкой судьбе Рисойских, Матильда оккупировала кабинет. По-хозяйски уселась за стол, поправила волосы. Ровена устроилась на кушетке в углу, с вышиванием, Астон Ардонский уселся в другом углу, за ширмой.
Так уж был спланирован кабинет, что сидящий за письменным столом, видел все углы. А вот от взглядов входящих строители постарались кое-что скрыть. Ровену было заметно, она сидела на кушетке неподалеку от входа, а вот графа удачно закрывал книжный шкаф и сливающаяся с обивкой ширма.
Кабинет вообще подавлял.
Темная мебель, тяжелые шторы, громадный стол.
Малена, в привычном бело-голубом, с наброшенной на плечи кружевной шалью, которую спешно принесла служанка, смотрелась светлым всполохом на темном фоне. Выделялась, приковывала к себе взгляд. Рисойского не было.
Во всяком случае – пока.
Посылать за ним сразу же Матильда не собиралась, ей нужно было хотя бы минут десять. Девушка считала, что этот разговор должна провести она сама. Именно так, как ей нужно. А Рисойский…
Рисойский неглуп.
Именно поэтому с ним и не стоит иметь никакого дела.
Дом – это не поле битвы. Глуп тот, кто играет с подлецом по его правилам, потому что у умного в голове десять дорог, а у подлеца – одиннадцать. Ты не сможешь все предвидеть, не сможешь одолеть, не сможешь переиграть негодяя. Волк хочет есть, а заяц хочет жить. Ты хочешь поиграть, а для негодяя это единственный способ удержаться на плаву. И ты никогда не узнаешь, почему тебя предали, просто очнешься в один прекрасный день с кинжалом в спине.
Дом – это место, в котором не держат предателей. Это место, куда ты приходишь отдохнуть, расслабиться, снять маску… и стоит ли превращать его в поле для соревнования? Стоит ли допускать к себе человека, который видит в тебе лишь ступеньку вверх?
Кто-то скажет – да. Ведь можно использовать и подлеца, а потом его выкинуть.
Матильда считала, что – нет. Это в разведке нет отбросов, а есть кадры. Но даже полковник Николаи, который произнес эту фразу, не тащил работу на дом.
Вот и Матильда не пустит Рисойских в свой дом. Никогда.
Лоран проиграл задолго до начала турнира. Просто потому, что Матильда не собиралась играть с шулером ни в какие игры.
Сейчас она хотела только одного. Стравить между собой своих врагов.
Рисойский ли убьет настоятельницу, наоборот ли – от одного из негодяев она точно избавится.
Матушка Эралин ворвалась волной. Бурной, бушующей, взволнованной.
– Мария-Элена! Дитя мое!
Малена где-то внутри сжалась в комочек. Она помнила, как ломала ее эта женщина, она помнила и ночные бдения, и молитвы, и розги, и моральные издевательства, которые били больнее просоленных прутьев. Она помнила.
Матильда мило улыбнулась.
Над ней никто не издевался. Но за то, что пережила ее сестренка, она эту гадину в рясе в порошок изотрет! В стиральный! И использует по назначению!
– Доброе утро, матушка Эралин. Благословите.
Вставать из-за стола она даже и не подумала. И ручку целовать, и к четкам приникать.
Вот еще не хватало!
Может эта преподобная маман нос вытирала! Или попу чесала. Перебьется.
Рефлексы были вбиты в матушку капитально.
– Мир душе твоей, дочь моя.
– Аэссе, – отозвалась Матильда. – Рада видеть вас, матушка Эралин.
Звучало это весьма издевательски. Но настоятельница даже не сбилась с шага. Вот ведь… слоновья кавалерия!