Зерна граната

Девушка осмотрелась. Она бывала в ангарах ранее, но теперь Чайка смотрела на здание глазами злоумышленника. Здесь не было душно, потому что под потолком вертели лопастями турбины вентиляции. Механики часто сваривали металл, и тогда искры летели во все стороны, а потому пол был устелен листами железа. Горючий газ, призванный заполнить огромный летучий мешок, как бы там его ни называли мастера, еще не доставили, а потому самым уязвимым оставались сама «Этель» и люди, собиравшие ее.

Рабочий день был в разгаре, и бригада механиков, поддерживаемых скалолазными веревками, ползала по лесам вокруг боков махины.

Чайке неприятно было смотреть вверх – от этого у нее кружилась голова, – поэтому она несколько раз подпрыгнула, размахивая руками, в надежде, что ее заметят и узнают.

Это сработало.

Мужчины по цепочке передали сигнал, и две веревки плавно спустились к земле. Двое механиков приблизились к ней шаткой моряцкой походкой, на ходу отирая закопченные по контуру защитных очков лица.

– Ну здравствуй…те, – буркнул Рехт.

– Этикеты будешь в другом месте разводить. – Чайка топнула ногой. – Совсем совесть потеряли?

– А чего это мы? Мы как обычно, – загудел Линкс. Со временем его мальчишеский голос загрубел и стал более зычным, чем у бойкого Рехта.

– С чего вы решили превратиться в жареное мясо на палочке? Вам ведь сказали, что здесь готовится?

– Сказали.

– И? Просто объясните, может, я чего не понимаю?

Они держались перед ней очень скованно. Чайка заметила это сразу же, как Борислав по ее наводке отыскал их на кузне в какой-то затерянной деревеньке за Огненным Плато. Будто она распоряжалась их жизнями из прихоти, а не из желания помочь им воплотить давнюю мечту.

Братья молчали. Чем больше Чайка на них смотрела, тем больше ей хотелось закурить.

– Собирайте свои манатки и выезжайте. Немедленно. Как тут все утихнет – вернетесь. А не утихнет – потушим останки этого небесного корыта, и вы построите новое, еще страшнее.

– Новых гениев найти будет гораздо сложнее, чем материалы. Собирайтесь, это приказ. – Борислав подошел неслышно, но парни заметно взбодрились от его присутствия. Жизель стало неприятно, что она превратилась в пугало для бывших друзей.

Народ в ангаре зашевелился, собирая оборудование.

Чайка продолжила осматриваться, чтобы потом сообщить о наблюдениях охране. Может, это было лишним. Может, она слишком многое на себя брала. Ее, подстилку Дона, могли не воспринимать всерьез. Кто она? Так, комнатная собачка, которую легко отпихнуть ногой. От этих мыслей защипало в глазах. Со дна души поднялись еще более горькие размышления.

Дурная, дурная девка. Решила, что может судить людей, не разобравшись. Как стыдно ей было, когда она узнала, что Вендель был братом Луковки. Братом, которого та надеялась найти в чужой стране! А она-то решила, что подруга – доступная и падкая на бандитов идиотка, предавшая Олле.

Как плакала Чайка – от боли и счастья, – когда узнала, кого, истощенного и изувеченного, притащили бандиты Фиеры из логова Крыс! Наверняка это для Нильса покупала Луиза бинты и лекарства. На бедного головореза было страшно смотреть, когда Чайка заметила его из окна экипажа. Даже то, что Дюпон оказался жив, не подарило ей такого облегчения.

И что же? Пусть почти все они целы и почти невредимы, ей не подойти, не подобраться, не стереть ту границу, которую она сама провела. Ее театральная труппа отбросов была за стеклом витрины, а она, как вечно брошенный ребенок, оставалась на улице.

– Ну чего ты опять?

– Ничего. – Она бросила сердитый взгляд на Борислава. – Перенервничала.

– Отвезти тебя в усадьбу? Ты и так много сделала за сегодня.

– Издеваешься… Нет, остановимся в деревне.

Взяв Жизель под руку, Милошевич неспешно и бережно повел ее к мобилю. Водитель забрался на переднее сиденье, надвинул очки на глаза и дернул рычаг, чтобы разогреть мотор.

Их швырнуло назад. Земля покачнулась бесшумно и встретила их каменной грудью. Чайка оглохла. Только комариный писк звенел где-то в глубине черепа, мешая подняться хотя бы на колени. Она почти ослепла и незряче хваталась то за живот, то за обмякшего Борислава, который принял удар о доски на себя.

Очень далеко, может, за тысячу шагов, кто-то кричал – истошно, будто с него сдирали кожу. Кто-то рывком поставил ее на ноги и поволок от полыхающего паромобиля. Котел искорежило, как когтистый куст алоэ. Пожар тушили, засыпая машину песком, а чуть поодаль умирал от ожогов водитель.

– Оцепить! Никого не выпускать! – кричали наемники.

«Поздно, – как-то лениво думалось Чайке. – Кому надо, уже давно сделал ноги».

Ей казалось, что время исчезло, развалилось на звенящие куски. Но через несколько минут она уже могла стоять без посторонней помощи. Борислава привели в чувство, дав ему вдохнуть какой-то пахучей дряни, которой в избытке оказалось у механиков. Первым делом он спросил, где она, и Чайка, превозмогая слабость, бросилась к нему и осыпала поцелуями исцарапанное лицо. О том, ранена ли сама, девушка в тот миг не думала.

– Как ты? Ты цела?