Зет

— Последние неприятности, связанные с событиями двадцать второго мая, — продолжал Префект, — конечно, огорчили меня, но я был несколько утешен тем, что отовсюду, где я когда-либо служил, ко мне посыпались слова сочувствия, все выразили готовность помочь мне. Прослужив многие годы, я занимал всегда ответственные посты. Мне приходилось сталкиваться с многочисленными трудностями, но я всегда успешно справлялся с ними. Я имел дело с огромными демонстрациями рабочих и студентов, представителей разных политических партий, и благодаря моему методу — методу убеждения — мне всегда удавалось добиться спокойного роспуска всех собраний без применения насильственных мер, так что даже кровь из носа ни у кого не пошла. Наверно, благодаря этой тактике, вытекающей из особенностей моего характера, меня любили все люди, независимо от их политических убеждений.

После этого краткого вступления Префект перешел к сути дела. Он рассказал обо всем, что произошло двадцать второго мая начиная с полудня: об отказе Зубоса предоставить зал, о посещении его кабинета членами комитета защиты мира и самого Зет, о неудобствах зала «Катакомбы», затем о телефонных звонках Мацаса, о приказе привести полицию в боевую готовность, о новом звонке Мацаса, просившего, чтобы полицейские охраняли вход в профсоюзный клуб, о полученном им сообщении, что инакомыслящие нарушают порядок, и, наконец, о его решении выехать в район митинга посмотреть самому, что там происходит. Он сел в свою служебную машину и примерно в половине девятого был уже на углу улиц Гермеса и Венизелоса. Он слышал распространяемые через репродукторы подстрекательские лозунги коммунистов: «Долой базы смерти!», «Долой «Поларисы»!», «За выход из НАТО!», «Мир, амнистия!» — и ответные крики инакомыслящих: «Прирезать вас надо!», «Сволочи болгары!», «ЭДА в Болгарию!»; он слышал, как сторонники мира, прильнув к окнам и выйдя на балконы, кричали собравшейся толпе: «Шпионы, продажные твари, коллаборационисты!», а с улицы им отвечали камнями и кусками асфальта; но он решил, что ситуация не чревата опасностью и не следует применять насильственные меры для разгона контрмитинга, то есть что имеет место обычная перепалка между политическими противниками. Потом он отдал приказ, чтобы прибыло подкрепление полицейских, потому что нельзя было поручиться, что безопасное положение не перейдет в опасное.

Когда через репродукторы объявили, что неизвестна судьба Спатопулоса, он послал жандарма к нему в гостиницу, но вскоре, не дождавшись возвращения жандарма, пошел туда сам. Он позвонил по внутреннему телефону в номер Спатопулоса и разговаривал с ним в довольно резком тоне. Спатопулос спустился в вестибюль. Тут в гостинице появился Генерал, который заметил ему, Префекту: «Напрасно ты стараешься его переубедить, все они такие». Он сам проводил Спатопулоса до клуба. Позже, когда ему сказали, что тот перед началом своей речи выразил ему благодарность, он даже расчувствовался.

Сторонники мира отказались отключить репродукторы, по он подумал, что не стоит применять к ним насильственные меры, ведь он немного бы выиграл, добившись таким путем выполнения приказа и рискуя при этом вызвать сопротивление участников митинга и беспорядки; он же хотел, чтобы «даже кровь из носа ни у кого не пошла», а потому не стал препятствовать и репродукторы остались включенными на полную громкость. Однако сам он не слышал воззваний Зет, возможно потому, что в это время хлопотал об автобусах для участников митинга; впрочем, вскоре Зет от этих автобусов отказался. Потом где-то сзади раздался рев мотоцикла, и, обернувшись, он увидел человека, распластавшегося на мостовой.

Он совсем забыл рассказать о Пирухасе; тот шел сам к санитарной машине, никто ему не помогал, а инакомыслящие, собиравшиеся его избить, были оттеснены полицейскими, которые образовали плотное кольцо вокруг санитарной машины и охраняли ее, пока она не тронулась; лишь позже узнал он, что этот депутат был избит, но, кстати сказать — это излюбленное выражение Префекта, — Пирухас тогда находился уже в районе, который не контролировала полиция, на расстоянии целых четырех кварталов от профсоюзного клуба.

Но пора вернуться к Зет. Человек, во весь рост растянувшийся на мостовой, находился в точке, образуемой пересечением мысленного продолжения левого тротуара улицы Венизелоса и северного тротуара улицы Гермеса, на перекрестке вышеназванных улиц и улицы Спандониса.